Андрей Матвеев - Жизнь с призраками

Наконец я дошел до места. Камни у воды были теплыми, турок рядом ловил рыбу. Все так же спали яхты и рыбацкие лодки. Фонарь освещал спину рыбака и пространство между нами. Пес мой все так и не приходил, который уже день именно в этот час я ждал его, но бесполезно.

Я встал и вдруг понял, что не хочу пока обратно в гостиницу, на чужой для меня праздник жизни. И решил присесть за один из столиков неподалеку, в том самом «Кактусе», где меня уже, как оказалось, поджидал Мамур.

Просто все столики были заняты компаниями. Сидели одни турки, ни европейца. Только за крайним, полускрытым в тени, оставались свободные места. Лишь одинокий, как и я, мужчина пил янтарную жидкость из небольшого стеклянного стаканчика наподобие рюмки.

— Можно? — спросил я по-английски.

Он заулыбался и приветливо показал на свободный стул.

Из тьмы возник официант, как видение. Я показал пальцем на стеклянный стаканчик, что был в руках у сидящего напротив мужчины.

— Мне тоже… Такой же…

Видимо, меня поняли. Видение пропало во тьме, но буквально через две минуты явилось снова.

— Чай! — сказал мужчина. — Это турецкий чай.

А потом показал на стаканчик и добавил: — Называется «бардак»! — И засмеялся.

Я положил два кусочка сахара в темную жидкость и пригубил. Пелена хюзюна, с послеобеденного пляжа напрочь застившая мой мозг, вдруг стала рассеиваться. Я отхлебнул еще и увидел, что небо усыпано звездами.

— Быстро, — сказал мой визави, — надо пить медленнее! А потом поинтересовался, откуда я.

— Из России.

— Холодно… — то ли спросил, то ли утвердительно ответил сам себе. И назвал себя: — Мамур!

Я представился в ответ.

Он говорил по-английски лучше, чем я, но мы прекрасно понимали друг друга.

— Выпей еще, у тебя грустное лицо, чай веселит лучше, чем ракы!

И он засмеялся. Ракы я уже пробовал, долго потом чувствуя во рту привкус аниса.

— Надо пить чай и говорить. Смотреть на звезды и наслаждаться жизнью. Чай — это жизнь. А такого, как у нас, нет нигде!

Он был прав, второй бардак прояснил мою голову окончательно, я пил маленькими глоточками, горячая янтарная жидкость наполняла меня если и не силой, то умением видеть то, от чего я, казалось бы, отвык, не столько призраков, сколько реальную жизнь.

— Что для счастья надо? — продолжал Мамур. — Один чайник, на него ставишь другой, знаешь, как это называется?

Я помотал головой.

— Чайданлык! — выпалил он и опять засмеялся. А потом продолжил: — В одном вода, в другом чай. Наливаешь и доливаешь, кипит долго, стоит на огне, чайданлык! Пьешь и разговариваешь, это главное. Хочешь еще?

Я представил, что увижу, если выпью третий бардак чая. Наверное, звезды станут крупнее, да и месяц выплывет из накрывшей его дымки. Мне хотелось сказать Мамуру, что описанный им чайданлык напомнил мне наш русский самовар или то, как моя бабушка заваривала чай: ставила заварочник на перевернутую крышку большого чайника и ждала так минут пять, не больше. Было вкусно, но по-другому. А слово «самовар» мне не перевести, у них ведь скорее всего просто нет такого понятия. Тут и английский не поможет.

— Отдыхаешь? — спросил Мамур. — Тут хорошо, Бодрум! — И он восторженно щелкнул пальцами.

— Ищу, — вдруг зачем-то ответил я, — хочу найти самого себя.

— Здесь? — удивился Мамур. — Ты не любишь свою страну?

— Не знаю, скорее нет, чем да…

— Почему?

— Это все еще империя…

— Мы тоже были империей, давно, ты слышал?

Мне не хочется переводить разговор в политические дебри, да и моего английского не хватит, чтобы объяснить все, что я чувствую. Дело ведь даже не в империи и не в том, что там, дома, постоянно низкое, давящее небо и так мало солнца, отчего люди почти не улыбаются. Не в улыбках дело. Но вот как рассказать о призраках и этих тенях, что преследуют тебя по пятам. Где бы ты ни был, они всегда рядом, даже здесь от них нет покоя. Окрестные горы уже не видны, скрыты ночной мглой. Турчанка со спутником, скорее всего, доели уже рыбу, допили вино и гуляют сейчас по набережной. Навряд ли они последовали моему совету и сразу пошли в номер, чтобы завалиться в постель. Мамур смотрит на часы, видимо, ему тоже пора.

— У тебя есть время, — спрашивает он, — тебя кто-нибудь ждет?

Я устал говорить по-английски, но это все равно лучше, чем молчать.

— Покурим кальян, послушаем музыку, попьем чая!

— Чайданлык! — говорю я и внезапно начинаю смеяться.

Мы расплачиваемся, встаем и идем обратно на променад. Пес опять не пришел сегодня, наверное, сон был не в руку, хотя еще почти десять дней, да и… Нет, я не могу пока представить, что решусь сдать билет, что я буду здесь делать, на что жить?