Кристос Циолкас - Пощечина

Гэри за завтраком с ней почти не разговаривал и, выпив кофе, сразу же вышел из кухни. Она знала, почему он раздражен: ему не нравилось, что она помогает Шамире подыскивать дом. Он начал пилить ее сразу же, как только она поговорила с ней по телефону в четверг вечером.

— Зачем ты едешь с ними?

— Посмотреть.

— Зачем? — Он мгновенно насторожился.

— Сэмми нужно знать мнение третьего лица.

— Где они ищут?

— В Томастауне [90] Томастаун — пригород Мельбурна, расположен в 17 км к северу от центра города. .

— Какого черта?

— Она хочет, чтобы они жили на той же трамвайной линии, что и ее мать. По-моему, это правильно.

— Томастаун — дыра.

— Дыра, но жилье там не так уж дорого.

— Даже не думай, — заявил он.

— А я и не думаю.

Он смотрел на нее со свирепым недоверием во взгляде.

— Ипотеку я брать не буду, не надейся. Достаточно того, что у нас есть ребенок. Я не стану вешать на себя еще одно ярмо.

— Знаю, — вспылила она.

— Вот и хорошо. Кстати, я пообещал Вику, что приду к нему в субботу утром. Он хочет, чтобы я послушал несколько его новых песен. Так что тебе придется попросить кого-то из ребят посидеть с Хьюго.

Слава богу, что есть Конни и Ричи. Она сдружилась с ними после того ужасного пикника. Хоть на этом спасибо. На следующий день после того, как избили Хьюго, Конни позвонила, чтобы справиться, как чувствует себя малыш. Хорошие ребята. Они спасают ей жизнь. К черту Вика и его песни. Его творчество того же пошиба, что и мазня Гэри. Вы обычные работяги, так уж смирились бы с этим.

Она не поддалась на провокацию, не утратила хладнокровия.

— Хорошо, попрошу. Позвоню Ричи. Конни по субботам работает.

Но Гэри уже выскочил из дома во двор. Она осознала, что у нее участился пульс, что она задыхается, напугана.

К двери подошел Хьюго, устремил на нее вопросительный взгляд:

— Вы с папой ссорились?

— Вовсе нет, — она взяла его на руки. — Мы не ссорились.

— Ссорились.

— Нет, клянусь.

Его личико сморщилось, в глазах — настороженность. Внезапно он напомнил ей отца. Она крепче обняла сына:

— Клянусь, мы не ссорились.

Чертов дом, Гэри. Дом. Я заслуживаю того, чтобы жить в своем доме.

Ей было шестнадцать, когда у них не стало дома. Она до сих пор помнит каждую мелочь в нем. Широкий стол с пластиковой поверхностью на кухне, где они с Эдди делали уроки; на стене над изголовьем ее кровати постепенно расширяющаяся трещина, которую отец так и не нашел времени замазать; буйные заросли сорняков и хилые, чахлые кусты роз на неухоженных клумбах матери; почва занесена толстым слоем песка, надуваемого ветром с автотрассы. Сам дом — серая бетонная коробка, построенная в конце шестидесятых, летом — настоящая духовка. Низкий потолок, тонкие стены. Но это был ее дом, дом, в котором она выросла, и от него до пляжа всего десять минут пешком. Почти круглый год она жила на пляже. Золотистая девочка, называли ее, потому что загар с нее никогда не сходил, волосы, выбеленные солнцем и морем, были как у альбиноски, а прыгала на волны и плавала она так, будто родилась в глубинах самого океана. В Перте золотое солнце — ее солнце — висит над спокойным теплым Индийским океаном. Там море, ветер и земля сливаются воедино, наполняя смыслом бытие. Слепящая синева Тихого океана радовала глаз, но была лишена природной суровости ее океана, ее моря. Это был не ее дом.

Дома она старалась бывать как можно меньше, особенно летом, когда школьный год заканчивался и появлялось много свободного времени. Она ненавидела ядовитую стену молчания, стоявшую между ее родителями. Позже, когда она повзрослела, получила опыт общения с мужчинами, у нее не вызывало уважения и поведение любовников, если те кричали на нее, оскорбляли ее, изливали на нее свою злобу, свой гнев. Она не могла отплатить им той же монетой, она просто теряла дар речи. Замыкалась в себе. Конечно, это была нездоровая реакция. И потому она учила Хьюго быть откровенным, раскованным, не скрывать своих чувств. Любое чувство имеет право на существование, словно заклинание, шептала она ему еще до того, как он научился говорить. Любое чувство.

В тот последний год перед разводом родителей их дом едва не взрывался от переполнявших его невыраженных эмоций, невысказанных слов. Находиться в нем было невыносимо. Слава богу, был пляж.

Скоро мы лишимся дома, сказал ей как-то Эдди. Как бы между прочим, равнодушно. Это было так похоже на Эдди. Потому вы с ним и разбежались, объяснила ей Айша. Твоего брата ничто не интересует, ничто. Ни автомобили, ни пляж, ни карьера, ни школа, ни девушки.