Кристос Циолкас - Пощечина

Это было жестоко. Несправедливо. Раковая опухоль поразила обе ее груди, и она сгорела за год. Жизнелюбивая, бесстрашная Рейчел. Рейчел, так непохожая на ее собственную мать.

И все же надо позвонить. Рози бережно закрыла фотоальбом и опять взяла телефон.

Один гудок, потом настойчивый сигнал междугороднего соединения, и ее мать сняла трубку.

— С днем рождения.

— Розалинда, поздно ты спохватилась.

Она не станет извиняться.

— Хьюго долго спать укладывала.

— Он уже девятый сон должен видеть.

Я не стану отвечать. Я не стану отвечать.

— Хорошо отметила?

— Что за глупости, Розалинда?! Мне восьмой десяток. Дни рождения я уже давно не отмечаю.

Поразительно, думала Рози. Ее мать всю жизнь провела в трущобах Перта, а до сих пор изъясняется, как истинная англичанка, на правильном английском.

Безукоризненный английский Рози научилась понимать, когда жила в Лондоне, хотя никто из выходцев с Британских островов эту речь не признал бы. Потому что так говорили дикторы Эй-би-си и Би-би-си несколько поколений назад.

— Джоан заходила? — Джоан была лучшей подругой ее матери. Джоан — единственная подруга матери, злорадно подумала Рози.

— Заходила.

Спроси про своего внука. Спроси, пожалуйста, про своего внука.

— Эдди звонил?

— Нет, Эдвард не звонил.

— Он позвонит, я знаю.

Ее мать на другом конце провода презрительно фыркнула:

— Твой брат наверняка сейчас напивается в каком-нибудь баре. Он вряд ли помнит, какой сегодня день недели, не говоря уже про день рождения матери.

Сколько ожесточенности, сколько недовольства в ее тоне! Рози почувствовала, что ее неприязнь испаряется, остается только жалость к матери. Она успокоилась. Скоро они попрощаются, и жалеть будет не о чем.

— Одна только Джоан и думает обо мне.

Ей следовало бы сказать: «Я же позвонила». Ей следовало бы сказать: «С тобой так трудно». Ей следовало бы сказать: «Мы не звоним, потому что не любим тебя». Но Рози вообще не ответила. Скоро, очень скоро неприятный разговор будет окончен.

— Твой брат — пьяница. В нашей семье все мужчины пьют, а все женщины выходят замуж за алкоголиков.

Рози покраснела. Жар опалил ее лоб, щеки, шею. Все добрые чувства, что она испытывала к одинокой пожилой женщине, исчезли. Злая карга! Ты все выдумала. Гэри не алкоголик. В представлении ее матери, исповедующей мещанскую узколобость христиан среднего класса, всякое употребление спиртных напитков считалось грехом. Почему она не хочет честно признать, что не выносит Гэри лишь по той простой причине, что он — скромный работяга?

— Ладно. Я ведь позвонила просто, чтобы поздравить тебя с днем рождения.

— Спасибо.

— Не буду тебя задерживать. Ложись спать.

— Вообще-то, Хьюго следовало бы укладывать раньше.

Ей не удалось быстро сориентироваться, не удалось быстро сообразить, как выпутаться из западни, устроенной матерью. Поэтому она солгала. В этой ситуации ничего умнее придумать было нельзя.

— Обычно он засыпает гораздо раньше. Приболел, наверное.

— Ты работаешь? Неработающие матери всегда находят себе проблемы на одно место.

Да, мама, я работаю, воспитываю своего сына.

— Устроюсь на работу в следующем году, когда Хьюго пойдет в сад.

— Надеюсь, ты больше не кормишь его грудью?

На это можно было ответить лишь очередной ложью.

— Нет.

— Слава тебе Господи. Мне непонятно стремление молодых мамочек вернуть то время, когда женщины были дойными коровами. Я не приемлю кормление грудью.

А то я не знаю.

— Когда ты отняла его от груди?

— Четыре месяца назад, — в очередной раз солгала она.

— С ума сойти. Ему ведь уже четыре года?

— Только что исполнилось. Между прочим, ты не позвонила на его день рождения, — не сдержалась Рози.

Она глянула на дверь. Гэри тащился в туалет.

— Я послала открытку. Только за этим ты мне позвонила? Чтобы обидеть? — разъяренным тоном заявила ее мать.

Гейм, сет и матч. В ответ она могла сказать только то, что ждала услышать от нее мать.

— Извини.

— Спокойной ночи, Розалинда. Спасибо за звонок. — Ее мать повесила трубку.

С минуту Рози не шевелилась. Сидела, прижав трубку к уху, слушала шипение невидимого электричества. Потом со стуком положила телефон на стол, вновь чувствуя себя шестнадцатилетним подростком. Ей хотелось переспать с мальчиком, переспать с мужчиной, переспать хоть с кем-нибудь, напиться, наширяться, отключиться, стащить что-нибудь из магазина, ей хотелось сквернословить и визжать. Она готова была сделать что угодно, лишь бы мать возненавидела свою дочь так же сильно, как она сама ненавидела ее. Она потянулась за табаком мужа. Сейчас в самый раз покурить.