Генрих Далидович: Пощечина

_____________________________________________________________________________

Источник: Далидович Г. Десятый класс: Рассказы и повести: Для ст. шк. возраста/Авториз. пер. с белорус. М. Немкевич и А. Чесноковой; Худож. Л. Н. Гончарова. — Мн.: Юнацтва, 1990. — 288 с., [5] л. ил., портр. — (Б‑ка юношества).

_____________________________________________________________________________

Только уже на трамвайной остановке, когда попрощались, Вишневец напоследок спросил о том, о чем, наверное, думал все время.

— Скажи, Васильевич, ты помнишь о давней моей пощечине? — он вроде игриво улыбнулся, вроде немного застеснялся, поднял руку и потерь ладонь, будто та зачесалась. — Или забыл уже то?

Вишневец поинтересовался, а я смутился. Будто я тогда согрешил, а он невиноватый. Невольно перевел взгляд на его руку, что когда–то так больно ударила меня. Она и теперь, хотя Вишневец постарел, осел, как оседает в стволе старое дерево, была еще крепкая. Он встрепенулся от моего взгляда, опустил руку и, кажется, суетливо спрятал ее в карман светлого пиджака.

— Давно то было… — вроде оправдался Вишневец, стараясь хотя теперь успокоить меня, чтобы я не таил той давней обиды, — Может, лет тридцать уже прошло… Я тогда был еще совсем молодой, горячий, а ты — горькое дитя… Как и мой Михась… — говорил и отводил глаза, не выдерживая моего пристального взгляда. — Да и время тогда было горячее, строгое… Много не говорили, не разводили антимоний, чуть что — сразу за шкирку…

«Время временем, дядька Иван, но человек должен всегда быть человеком», — хотел сказать я, но' смолчал.

Я, сказать искренне, не забыл о том былом, действительно уже давнем случае, но и не говорил о нем никому без нужды: во–первых, стоит ли долго вынашивать обиду и мщение, а во–вторых, в жизни моей за это время было еще немало всяких — значительных и мелких, приятных и горестных — случаев. Разве все удержишь в памяти?! Разве на все обращать внимание?! Но сегодня, когда услышал звонок, открыл дверь и увидел на площадке неожиданного знакомого гостя, так сразу же и вспомнил то время, молодого горячего Вишневца, то досадное происшествие.

Пригласил зайти, потом слушал его докучливые обиды, упреки (мол, теперь все кругом его обижают), угощал, но не заговаривал о прошлом. Да и считал: Вишневец обо всем уже забыл. Когда уже то было! Да и стоит ли упрекать пожилого человека за его бывшую горячность?! Лучше послушать, увидеть, какой он теперь. Молодые грехи да ошибки научили его чему–нибудь или ничего не изменили в человеке?

Я и теперь, улыбаясь, смотрел на Вишневца — невысокого, плечистого, в белой шляпе и в светлом костюме, из карманчика которого выглядывали две авторучки, с хозяйской большой сумкой возле ног.

Минуту–другую мы оба молчали, наверное, каждый по–своему вспоминая прошлое, тот случай.

— Я, Васильевич, признаюсь: я забыл то… — опять вроде игриво, вроде неловко улыбнулся Вишневец. Что ты, столько воды уже сплыло, столько всего другого было… Но когда посоветовали знакомые съездить к тебе и попросить именно у тебя помощи, так сразу вспомнил. Будто что–то в памяти моей приоткрылось… Остерегался: ты теперь важная птица, не захочешь даже разговаривать со мной, пенсионером. Если бы еще на базе, как раньше, работал, так, может, сошлись бы интересами, а так… Из–за обиды, из–за теперешней своей важности даже не пустишь меня в квартиру… Аж ты, смотрю, простой человек. Может, уже и слишком простой. Другой на твоем месте… Ого, не так бы вел себя, не то имел бы… — Воскликнул восхищенно: — О, какие важные да богатые есть в твоем положении! И я тебе, Васильевич, скажу, что умному да образованному и надо свою метку высоко держать. Тогда более уважают, даже боятся… Из простых посмеиваются, а то и помыкают ими…

Я молча слушал. Вишневец говорил–говорил о своих знакомых, которые хорошо устроились, а после, увидев подходящий трамвай, спохватился, заспешил ехать домой, в свой городок.

— Так, Васильевич, заступись, не дай обидеть заслуженного человека, — опять, как и на квартире, начал просить. — Припугни сверху нашего Сидоровича, другим перца подсыпь. Помоги добиться правды и справедливости.

Я вновь пообещал взять от газеты командировку и съездить по его жалобе, разобраться на месте. Вишневец, как говорят, еле не рассыпался от благодарности да поехал в свою дорогу.

Вскоре, как и обещал, я посетил тот городок, где жил Вишневец. Местное начальство внимательно выслушало меня, с болью пожалилось, что Вишневец извел их просьбами да жалобами. Он уже получил в городе большую квартиру, легковую машину, а теперь хочет без очереди получить квартиру для своего сына. Для Михася, с которым я когда–то вместе ходил в школу. Мне не только рассказали об этом, но и документами подтвердили, что, во–первых, Михасю еще надо постоять в законной очереди, а во–вторых, ему еще не положена отдельная квартира, у его отца излишки площади.