Кристос Циолкас - Пощечина

— Щиплет.

— А ты скажи Джошуа, что никто не смеет прикасаться к тебе без твоего разрешения.

— Черт возьми, Рози, ты что вообще гонишь?

— Пойдем, детка. Надевай курточку.

— Да, Хьюго, иди. И если Джошуа обидит тебя, скажи, что твоя мама подаст на него в суд. Скажи ему, что твоя мама всегда так делает.

Это ее сломало.

Вывело из себя.

И она бросилась на него.

Позже, когда все было кончено и он выскочил из дома, направляясь в паб, а она, обессиленная, дрожащая, раздавленная, лежала на кровати, ее поразило то, что они напрочь забыли о существовании Хьюго. Они ругались так же ожесточенно, как в ту пору, когда они еще не были родителями. Ее ужаснула реакция Хьюго на скандал. Он не заплакал, не выразил страха, не закатил истерику, требуя к себе внимания, а просто удалился в гостиную, включил телевизор, сел перед самым экраном, поставил звук на всю громкость. Только когда они ругались, он не стремился быть центром вселенной, их вселенной. Во время их ссор он никогда не напоминал о себе. Как это отразится на нем? Будет он уклоняться от конфликтов? Пойдет по ее стопам? Или вырастет таким, как Гэри? Склочником, скандалистом, которому лишь бы поругаться? Но об этом она задумалась позже, когда, дрожа, лежала на кровати, а Хьюго, лежа рядом, сосал ее грудь, и это успокаивало их обоих. Обо всем этом она задумалась позже. А сначала был скандал.

Она много не требовала. Ей просто нужна была его поддержка. А он отвернулся от нее, и это было невыносимо. Она понимала, что он нервничает перед судом, боится позора. Она разделяла его беспокойство. Хотела, чтобы в оставшиеся недели до суда они вместе придумали какой-то план, выработали линию поведения, вместе надеялись. Поэтому она вспылила, послала его к черту. И пошло-поехало. Два оскорбительных слова, слетевших с ее языка, и он завелся. Это ты втянула нас в это. Несправедливость его обвинения резанула ее будто ножом по сердцу. Конфликт разгорелся из-за того, что совершенно чужой им человек, животное, ударил ее ребенка. Гэри это знал, и она была уверена, что он оскорблен так же глубоко, как и она сама. Она так гордилась им на барбекю, когда он набросился на подонка, мгновенно, не раздумывая, встал на защиту Хьюго. И позже он был полностью на ее стороне, когда она сказала, что им следует обратиться в полицию. Хьюго был безутешен, ей никак не удавалось его убаюкать. Он не отпускал ее, цеплялся за нее, как раненая перепуганная зверушка. Тот урод травмировал психику их ребенка, потому они и дали ход делу. Гэри был спокоен, согласен с ней, убежден, что они поступают правильно. Что ублюдок, обидевший их сына, должен получить по заслугам. Она была ему благодарна, так как знала, что жизнь научила Гэри не доверять полиции. Но, несмотря на свой печальный опыт, он позвонил в полицию, и она им гордилась. Я не жалею о том, что мы сделали, заявила она. Как ты не понимаешь, что виноваты не мы, что это он заварил кашу? И тогда Гэри заорал, заорал во всю глотку, так что вся улица, наверно, слышала. Нет, это ты кашу заварила. Ты все устроила. Не нужно было звонить в полицию. Она не ответила, попыталась протиснуться мимо него и продолжить резать овощи для супа. Он не дал ей пройти. Ведь это ты вызвал полицию, заметила она. Ты меня заставила, прошипел он в ответ. Она попыталась урезонить его. Это была ошибка. Он уже разозлился, слушать ничего не хотел. Потерпи еще несколько недель, Гэри, и потом все будет кончено. Все уже кончено, крикнул он, или должно было кончиться. Это уже произошло, Хьюго забыл про тот случай. Ничего он не забыл, он все помнит. Только потому, что ты напоминаешь ему каждый божий день. Это ты не можешь забыть. Он взмолился: «Брось ты все это, Рози, отступись». В ней вновь всколыхнулся гнев. Как тут можно отступиться? Ты хочешь, чтобы ему это сошло с рук? Какой же ты после этого отец? Он схватил бумажник, вытащил последние несколько купюр. Она попыталась отнять у него деньги, он ударил ее по руке. Выскочил в коридор. Он шел в паб, собирался пробыть там всю ночь. Она попыталась задержать его в дверях, он грубо отпихнул ее к стене. Я тебя ненавижу. Не крикнул, не прорычал, произнес спокойно. Три слова. И это были не пустые слова. Потом он ушел, и дом заполонила тишина. Она осталась одна.

Нет, не одна. С Хьюго. Со своим Хьюго, со своим любимым чадом. Он залез к ней на кровать, погладил ее по лицу, потрепал по голове, как собачонку. Все хорошо, мамочка, все хорошо. При Хьюго она могла поплакать, при Хьюго ей не надо было сдерживать слезы. Мальчик прильнул к ней, и, лежа вместе с сыном, она постепенно успокоилась.