Амели Нотомб - Зимний путь

Скоро, очень скоро мне представится случай доказать всему миру, что некурящий филолог, работник социального отдела EDF, способен без помощи летного состава направить «боинг» к намеченной цели. Однако не стоит забегать вперед. Лучше воспроизвести здесь текст полученной ответной записки:

«Зоил,

Мы будем встречаться в квартире Альеноры, в ее присутствии.

Астролябия».

Это коротенькое письмецо, такое же холодное, как то место, где мне дозволялось видеть Астролябию, преисполнило меня ликованием. «В ее присутствии» — означало, что Астролябия решительно отказывала мне в жизни втроем, и я не должен питать никаких иллюзий по поводу наших с ней любовных отношений. Я был готов к такому ответу, и все же новость меня опечалила. Но я буду с ней видеться! Буду видеться с моей прекрасной дамой! Она разрешала мне приходить! Разве одно это не делало меня счастливейшим из смертных?! И я тотчас помчался к ней, спеша увидеть то, что скрывалось за этим словом — «видеться».

Лучше бы я этого не видел! Видеться означало быть увиденным. Первый же наш поцелуй, который я воображал райским наслаждением, утратил свою сладость в тот миг, как я заметил, что на нас смотрит Альенора. Она буквально пожирала нас глазами, явно не понимая всего неприличия своего поведения.

Я спросил у моей дамы, всегда ли Альенора так вела себя, когда у ее подруги появлялся возлюбленный. Она ответила, что я у нее первый с тех пор, как она начала опекать писательницу. Но взгляд идиотки мигом свел на нет чувство гордости, вызванной этим признанием.

— А она не могла бы смотреть в другую сторону? — спросил я.

— Вы должны обращаться прямо к ней.

Я набрал побольше воздуха в грудь и как можно мягче заговорил с романисткой:

— Альенора, представьте себе, что это происходит с вами. Как вы думаете, вас смущал бы чужой взгляд в такой момент, да или нет?

Мне показалось, что я выбрал самую непонятную формулировку из всех возможных. На лице романистки выразилось изумление, глубокое, как колодец.

— У Альеноры никогда не было романов, — пояснила Астролябия.

— Но вы-то имеете на это право, разве нет?

Моя возлюбленная смущенно кашлянула. Было ясно, что я веду себя как-то не так. Тем не менее я снова обнял ее — скорее желая сохранить достоинство, чем в искреннем порыве. Писательница встала и подошла к нам вплотную, чтобы разглядеть получше. Увидев ее выпученные, впившиеся в меня глаза, я немедленно прекратил ухаживания.

— Не могу, — сказал я. — Просто не могу.

— Но взгляд Альеноры чист! — возразила Астролябия.

— Охотно верю. И все же это не меняет дела. Весьма сожалею.

— Мне тоже очень жаль, — вздохнула молодая женщина. — Это было так приятно.

— И тебя не смущает посторонний взгляд?

— О, вы говорите мне «ты»! — восхищенно сказала она.

— Да. И ты будешь обращаться ко мне так же, правда?

— Хорошо. Только придется тебе перейти на «ты» и с Альенорой.

Я поморщился. Может, это случай смешения личностей, и каждая из двух женщин не отделяет себя от другой? Тогда понятно, отчего назойливое внимание убогой не раздражает мою возлюбленную.

Пришлось избрать другую тактику — задобрить дурочку, мешавшую мне насладиться объятиями, на которые я уже и не надеялся:

— Знаешь, Альенора, я прочел все твои книги. Они написаны изысканным языком и доказывают, что ты необыкновенно умна. Почему же ты так ведешь себя, когда я обнимаю Астролябию?

В ответ — тупое изумление. И молчание.

— Альенора понимает какие-то вещи лишь тогда, когда описывает их.

— Прекрасно! Альенора, ты не могла бы писать, пока я буду с Астролябией?

Снова молчание. Она по-прежнему ждала, когда моя возлюбленная ответит вместо нее.

— Альенора не пишет сама. Она мне диктует.

Так! Значит, все наши трудности еще впереди.

Мне был необходим обстоятельный разговор с моей дамой сердца, чтобы она разъяснила, как представляет себе наш дальнейший роман. Но неотвязное присутствие ее любопытной подруги мешало интимной беседе. С другой стороны, я ведь обещал принять любые условия, и теперь не мог отказаться от своих слов, — это грозило бы разрывом. A разрыва я страшился больше всего на свете.

Итак, пришлось выбрать единственную возможную линию поведения: радоваться той малости, которую мне уделяли. Каждый вечер после работы я шел в ледяную квартиру, ужинал с обеими женщинами, стараясь не смотреть, как Альенора заляпывает себя шпинатом, рассказывал свежие новости Астролябии, слушавшей меня с трогательным вниманием, а потом вел ее к дивану, где за нашими объятиями неотрывно следили выпученные совиные глаза убогой. Будучи «приходящим» женихом, я покидал их около 23 часов и ехал домой на метро, печальный, разобиженный и закоченевший.