Но дело не двигалось, и дядя не устраивал ее в техникум.
Она стирала, убирала, стряпала, подавала к столу и мыла посуду, нянчила ребенка и стояла в очередях. Жена дядиного сына узнала, конечно, тайну уксуса, но и виду не подала: ради этой грязной девчонки муж ее не оставит. Жена только удвоила количество и изощрила качество тычков.
Анна приехала в старовыннэ украинськэ мисто Львив, зная, что в нем есть памятник Мицкевичу, техникум кооперативной торговли и университет. K Мицкевичу претензий у нее не было и пьедестал освобождать в свою пользу она не собиралась. Университет в ее воображении связан почему-то с химией, понятие о которой у нее так смутно, что о непонятном она имеет обыкновение говорить: «Цэ всэ химия.» Оставался кооперативный техникум, но Анна даже не знала, где он находится. Однако, по истечении года узнала и отправилась туда сама.
Остальное достигнуто было единственным известным ей и все еще безотказным путем.
Настал великий день, она получила справку о зачислении. В тот день тарелка борща отправилась дяде в штаны, а жена брата в ответ на тычок получила затрещину. Анна ушла в общежитие. Брата она продолжала любить и не отказывала ему никогда, он умер молодым, сразу после защиты диссертации по проблемам матричных игр.
Три года она жила как все коллежанки — баловалась с парнями по парадным, кое-как сдавала экзамены, зачеты и получала диплом и прежним путем выбила назначение на базу Плодовощторга. K тому времени относится ее первое знакомство с косметикой и перенятая у кого-то привычка раз в неделю мыть волосы. Эти склонности не могли не быть отмечены, принесли ей репутацию аристократки, что в сочетании с длинными ногами, ямочками на щеках и легким нравом обратило на себя внимание местного руководства.
Еще через год произошло событие государственного значения. На собрании по выдвижению кандидатов в депутаты горсовета, предзавкома зачитал по бумажке такое обращение: товарищи нам предлагается избрать кандидатом в депутаты городского совета женщину украинку не старше двадцати одного года незамужнюю со средним специальным образованием и стажем работы не менее одного года. На базе только одно существо удовлетворяло всем перечисленным параметрам — Анна. Ее и избрали.
Тут она перешла на вторую космическую скорость и показала, на что способна. Волосы стала мыть через день и употреблять духи. Подкрашивала губы. Одевалась, до хруста натягивая чулки на свои заметнейшие, доложу вам, ноги. Ее выдвинули в какую-то комиссию горсовета. «От нее хоть не воняет», (желчно заметила по этому поводу секретарь горисполкома, фигура, как известно, несменяемая. В комиссии она зацепила токаря-передовика и сразу на себе женила. То был звездный час жизни, пик нравственности, она спала только с мужем и с двоюродным братом, ровно через девять месяцев родила сына, и молодой образцовой семье выделили однокомнатную квартиру.
Постепенно работа стала брать свое, приходилось задерживаться, муж не понимал эмансипации передовой титской деятельницы, и они расстались. Нынешний статус свободы и независимости был раз и навсегда достигнут.
А восхождение к гастрономторгу, партийности, двухкомнатной квартире, мебельным гарнитурам, поездкам в соцстраны и прочее становилось делом голой (или полуголой) техники, каковая, свидетельствую, находилась на высоком уровне и до появления на педагогической сцене твоего, Эвент, покорного слуги.
И вот это железо, эта закаленная и отточенная сталь плакала, сидя в непотребном виде на убогой моей постели, и сквозь белые пальцы в дорогих (по титским понятиям — кольцах текли слезы.
Надо бы ее жалеть, и я пожалел бы, если бы понял. И понял бы, если бы она плакала о том, чего ей присуще добиваться и к чему стремиться. Но к замужеству у нее не было малейших даже поползновений со времени развода, то есть уже двенадцать или более лет, — если ей верить, конечно. Да и с чего бы не верить? Разве ее образ жизни с замужеством совместим? На кой оно ей, замужество? Любовь? Ну уж прямо! А на роль спасителя падших женщин я не гожусь. Когда годился, то, скорее всего, сам пал бы. Да и времени прошло с той поры — годы, с годами люди редко делаются лучше.
Я глядел, как она плачет.
— Ты помнишь, что я женат?
— Был женат. Был!
— Был и остался.
— Цэ всэ химия! Если бы остался, тебя не впустили бы.
— Проморгали, случается. — Слезы закапали чаще. Я отшвырнул простыню. Пусть мои мощи тоже участвуют в убеждении. — Ну, что тебе еще, ты приходишь, когда хочешь, и никого больше у меня нет. А у тебя — взвод, и я тебе не мешаю. А был бы мужем, стер бы их, как плевок, вместе с твоей карьерой.
Читать дальше