Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

— А свет со скоростью триста тысяч километров в секунду. Вот и посчитай, угонится ли зрение за изменениями во Вселенной. Как же ты ее, Вселенную, собираешься познавать?

— Чего? — Лицо его озарилось страстным желанием подсказки.

— Ничего. — Как бы накануне сражения за столицу он не вывихнул мозгов задачей непомерной сложности. — Все, забыли об этом! Что там у нас еще на повестке дня?

— Нечем Москву защищать! — крикнул он.

— Найдешь. Возвращайся. Объяви осадное положение. Организуй строительство оборонительных сооружений. В этом году будет ранняя и суровая зима. Природа идет тебе навстречу.

Без стука приоткрылась дверь, Привратник возбужденно просунул голову:

— Коба, звонят из резерва! Сибиряки…

— Сибиряки? Одевайся, Шалва, едем. В Москву едем. Защищать будем столицу. До последней капли крови защищать!

Да… До последней капли чьей крови? Бедный Рамзай. Сибиряков перебрасывают, и он больше не нужен.

Выходя из комнаты, он зацепился карманом френча за ручку двери и грязно выругался — вождь советского народа и всего прогрессивного человечества.

Около двух часов пополудни

я дополз

до унитаза

и

напился.

Выздоровление проходит под знаком воды, обильно вводимой в организм с обеих сторон.

Нет, не так. Выздоровление проходит под знаком высиживаемого унитаза.

(Просто неприлична любовь, какой полюбил я в общении с английским отглагольные прилагательные. Положительно, есть в этой любви что-то телесное, коль скоро я отваживаюсь на такие длинные слова.)_

Что до выздоровления, то оно, скорее, не проходит, а протекает. Пересохшее русло наполнено. Кастрюля с водой — графинов по бедности не держу (и стакан круглосуточно дежурят у моего ложа. Цежу сквозь себя влагу маленькими глотками. Знаю, чем была эта влага совсем недавно, перед там, как ее пропустили через жалкие отстойники Водоканалтреста, сдобрили хлоркой и выдали надлежащий сертификат. Полную очистку она проходит в естественном фильтре моего организма. Продукту исходящему я выдал бы сертификат после непродолжительного процеживания сквозь мать-сыру-землю с большей уверенностью, чем влаге водоканалтрестовской. Однако не ропщу, и сердечно благодарен Водоканалу, и заливаю его продукцию в сыром виде куда только возможно, что и было отмечено выше. Водные процедуры стали смыслом и содержанием моей жизни от восхода до заката.

А от заката до восхода сплю, просыпаясь, чтобы попить.

Первые сутки боялся спать.

Теперь осмелел.

Первые сутки мочился в жестянку, до туалета было не дойти.

Теперь хожу.

Первые сутки… Чего там, о них много можно наболтать, о первых сутках. Главное — я сделал это, и теперь мне кажется, что это было делом всей жизни. Такая простая вещь — свалиться с ложа и проползти несколько метров. Проще пареной репы.

И вот жизнь бурным потоком хлынула в мой подвал.

По неизвестной причине ко мне повадилась бездомная кошка. Заключена ли в ней душа кого-то из покойных знакомых или кладбищенский леший просто так ее наслал ввиду регулярного посещения мною его угодий, того знать мне не дано. Отогнать ее пинком я не решился и со свойственным мне занудством подумал, что предрассудки, пожалуй, делали наших предков щедрее на милосердие. Кошка мяучет под дверью омерзительным голосом, напоминающим мегеру-жену в разгар пиления мужа. Зато после насыщения мурлычет, словно жена-душка.

Впервые она пришла под дверь в разгар умирания. Возможно, именно ее гнусные вопли подвигли меня на великое блевание, спасшее жизнь. За что и кормилю тварь, отрывая буквально от себя.

А на четвертый, отворив свою повидавшую виды дверь, чтобы в ларьке на противоположной стороне улицы пополнить запасы, нашел у порога три конверта. Три! Это как выиграть кругосветное путешествие по трамвайныму билету. Или получить персональное сообщение из космоса. Посылки приходят в молчании, без писем. А тут еще два от анонимных адресатов. Но почерка на конвертах узнал, юркнул обратно и с трепещущим сердцем вскрыл конверт с прилежными буковками Балалайки. Неясно и без подписи: «Не могу дозвониться, жду у фонтана первого сентября в девять утра.»

Второе, без обратного адреса от ЛД. Нет бы навестить болящего, письмом отделался. Как всегда, одни жалобы: куда я подевался, так все плохо, ну уж так!.. Впрочем, действительно плохо.