Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

Отъехали, я уснул, а проснувшись, увидел элегические развалины Горисцихе. Автомобиль трясло, сон меня не освежил, во рту было кисло. С таким вот лицом вошел в духан, в нем было четверо — Филипп, Саша, Вано и Сосо, его я не видел с лета 22-го. Еще из-за двери я слышал пронзительный голос Филиппа. Он, уже завидев меня, договаривал упорно глядевшему на него Вано:

— … А не понимаешь — куда суешься? Тоже мне парламентарий нашелся! Такими парламентариями Европа полна. А-а-а, доктор, дорогой, штрафной рог принимай! Такого вина давно не пил, ручаюсь!

Пригубил вино, оно действительно оказалось удачным. Попросил поесть, Филипп крикнул духанщика, тут же принесли зелень, сыр, сациви и шашлык, но есть мне пришлось в одиночестве: спор между Филиппом и Вано разгорался.

— Для чего реки крови? — говорил Вано. Он стоял, нагнув голову, опустив руки, красный и очень сдержаный, и смотрел Филиппу в лицо. — Для чего народовластие обещали? Чтоб народ недорослем объявить и опять к рабству принудить, только не у господ, а у новой знати, так?

— По-дурацки вопрос ставишь, дорогой…

— На оскорбление не отвечаю, по существу спрашиваю: так или не так? По-дурацки ставлю — умно поставь.

— Ну, а если так? — прищурился Филипп.

— Если так — не кончена революция. Если так, значит, все сначала. Такую кровь лить — один раз лить. Выйти, честно сказать, что ошибка вышла, поднять народ…

— Не поднимешь. Устал народ.

— Поднимем. О новых подлостях расскажем — еще как поднимем. Молодые всегда найдутся.

— А зачем? Другие то же сделают. Новые реки крови прольешь, все напрасно. Рано народу власть давать, расти должен народ, долго расти должен.

— Зачем же поднимали? Зачем посулами обманывали?

— Что поделаешь, как лучше хотели. Надеялись, понимаешь… Что же, обратно царя, что ли, звать?

— Народ спросить надо, — холодно сказал Вано. Сосо усмехнулся и пыхнул трубкой. — Может, и царя. Пусть народ решает. Пусть выбирает себе вожаков, лучших людей из любой среды, а не из победителей только. За это я буду бороться.

— Бороться? Мы тебя шлепнем, прежде чем ты выйдешь отсюда! — закричал Филипп.

Вано криво ухмыльнулся, шагнул к Филиппу.

— Вы с ума сошли! — Саша расталкивал их, тряс головой, лицо его контуженно кривилось. — Опомнитесь! Друзья мы или нет? Коба, скажи им!

Сосо попыхивал трубкой.

— Предотврати ссору, — сказал я.

— Почему — ссора? — сказал он. — Дискуссия. Обе стороны честно высказались, как и подобает. Ты, Филипп, непартийные приемы применяешь, стыдись. И ты, Вано, горячишься. Почему лучших людей победителям противопоставляешь? Нэхарашо, дарагой! Да, не только партийных кандидатов народ выдвигать будет. И мы их поддержим. Но от диктатуры не отойдем. Диктатура — орган народовластия. Так мы, большевики, наше новое государственное устройство понимаем.

— Что значит — наше? — холодно спросил Вано.

— Наше — значит, народное. Наше — значит, большевистское. Нэ нада из дэмакратыи балаган дэлать. Весь народ пэрэдставлять сэбя нэ можит…

— Почему не может?

— Патаму шьто это нэ народовластые, а сумбур, бэзывластые. Ми нэ пазволым завоеванную свободу под ноги анархистам бросить и, панымаишь, праздник для крикунов устраивать.

— Я остаюсь при своем мнении, — сказал Вано.

Сосо шагнул, взял его ладонь в свою, хлопнул и в широкой усмешке показал свои уродливые зубы:

— Маладэц! Чего бы ми стоили, если бы меняли свои убеждения, как перчатки. Еще не раз поспорим, все не сегодня устраиваться будет. Людей сперва одеть надо, накормить, а потом уже вопросы задавать и загадки загадывать. Пойдем, Шалва, ты мне нужен.

— Зачем голодным вместо хлеба власть предлагаешь? — сменив тон, увещевал Филипп Вано, когда Сосо выпроваживал меня в смежную комнату.

Ответа Вано я не слышал, но революционная дискуссия за дверью продолжалась.

Плотно прикрыв за собою дверь, Сосо из кожаного, с ремнями и застежками, портфеля достал множество простых канцелярских папок и по одной стал передавать мне.

— Ну-ка, дорогой, переведи эту латынь.

— «Протоколы медицинского освидетельствования членов правительства». K чему тебе это? — спросил я.

— Чтобы состояние здоровья товарищей знать. По возможности не перегружать, любому замену на случай болезни, переутомления, смерти подготовить. Мы понесли большие потери в борьбе. Вот случайные люди на высокие должности и проникают, ущерб делу наносят. Мы больше не имеем на это права, Шалва.

Я просматривал карточки и давал пояснения. Но правительство у нас большое, карточек было много, и в горле у меня запершило. Я попросил пить. Сосо, выходя, открыл дверь, стала слышна брань. Сосо крикнул негнущимся голосом и вернулся с кувшином и стаканами.