Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

— А вы-то сами куда смотрели?

— В тюремную решетку, товарищ Сталин, — учтиво ответил Шар. Он вследствие избиений потерял страх. — А вы?

Вожди проворно опустили глазки — дескать, ничего не слышали, ничто не прозвучало.

— Ладно-ладно, все ошибаются, — миролюбиво пробормотал Сосо.

— Но не всем ошибки с рук сходят, верно? — усмехнулся Шар.

— Это заслужить надо, — поучительно ответил Сосо.

Гневаться было бессмысленно, метать взгляды, цедить угрозы, на эти развлечения просто не оставалось времени. Надо воссоздавать аппарат, способный решать задачи, и речь уже не идет о верных, речь идет о дееспособных, верны все, кому в голову взбредет не быть верным в виду рвущегося вперед вермахта?

Сосо, конечно, не вспоминает сейчас, как не во время разгневался на Шара на партконференции, как раз и посвященной подготовке к войне. Понимал, что времени отпущено мало, не понимал, как мало, и остро выступавших Шара, Пузана и Матроса попросту выкинул из ЦK. Потом Шара и вовсе посадили (эдакий агрегат, да он за это время десять заводов пустил бы, любой ценой, но все лучше, чем терять безоружных солдат на полях сражений. Он был первым, кого Сосо вернул из опалы. О, маленький Сосо хорошо знает, где кончается его гениальность и начинается реальность. Нужно решение, подсказать его мог только Шар с его хваткой инженера-бизнесмена.

Линия фронта между тем неумолимо ползет на восток.

Оживленный политический диалог с Англией небезуспешен, но не может привести к немедленному улучшению обстановки.

Мое беспокойство усиливается по мере того, как оттягивается выдвижение опального ныне Цагана. Между тем, в поле зрения он один. Единственность делает его неуязвимым. И Сосо понял его единственность. Чистка удалась наславу! Педант болен, зависим и, по-моему, просто утратил чутье. Усач, Стрелок, Галифа, Кулик дерьмовые тактики и нулевые стратеги. Сосо цепляется за них, ставит на ключевые посты лишь потому, что они связаны с ним веревочкой кровавой поруки. Им нет пути назад, они не войдут в сговор друг с другом, поскольку ничтожество свое понимают, и не перейдут на сторону врага. В выдвиженцах Сосо не уверен. Они знают его коварство и могут оказаться способны на заговор, особенно если выдвигать в спешке. Каждый выдвиженец будет подвергнут всесторонней проверке самим Сосо.

Но в Цагане он уже мог разобраться. Цаган не дипломат и, смею сказать, крайне ограничен во всех вопросах, кроме военных. Сосо, конечно, призовет его. Опасаюсь лишь, как бы это не произошло чересчур поздно, когда всех наделанных глупостей будет уже не исправить. В настоящее время Цаган видится мне наиболее ярким представителем игрового мышления, способным и разрабатывать, и осуществлять разработки. Отчетливо вижу его жесткость, он не остановится перед жертвами. Он не равнодушен к потерям по соображениям профессиональным: хлопотно, долго, трудно учить солдата. Но выберет путь более простой, а не более гуманный. Традиция!

Наслаждаюсь его хмурым лицом. Он единственный из военных, кто не улыбается Сосо. Пока.

Часами простаиваю у карты. Уже стало казаться, что начинаю понимать немецкий замысел. Поделился с Архиереем. Он-то и разрушил мое кажущееся понимание Москва — победа. Не совсем так, профессор, сказал он, трогая мизинцем педантичнейший пробор в волосах, и показал на фланги — Крым и Ленинград. Там скованы такие силы вермахта, которые могли бы решить задачу захвата Москвы в две-три недели при любых контрмерах с нашей стороны. Вы полагаете, фюрер заворожен судьбой Наполеона и взятием Москвы желает увенчать кампанию? Архиерей поднял брови, они у него выразительны, и кивнул. Думаете, фюрер не понимает, что Москва не символ, теперь она мозг сопротивления? Архиерей свел брови и наклонился ко мне: коли не понимает, не станем ему этого объяснять, профессор.

Теперь стою у карты, уже решительно ничего не понимая. Да, может, и понимать нечего? Уж не собирается ли фюрер преуспеть на всех фронтах сразу? Немыслимо? А если он живет в своей реальности, не имеющей с нашей ничего общего?

Мой психопат весь в реальности, резюмирую не без гордости за свою терапию. Никаких щучьих велений! Работа — сон — работа!

После гипнотических сеансов он функционирует по много часов вполне удовлетворительно. Наибольшее напряжение падает на ночь, поэтому сеанс провожу в предвечернее время.

Ночная работа вождя народов неизбежно вызовет впоследствии множество вопросов, поэтому поясняю.