Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

Ох, не так я выглядел, чтобы звать милиционера…

Американские купцы, психологи экстра класса, научили меня распознавать потенциальных покупателей. Эта потаскуха владела тем же умением, она меня вычислила. Ростом она была мне по грудь, смех и грех. Спасая не тело, но душу, я рванулся к выходу из туннеля, но она оказалась проворнее и маленькой грязной рукой цапнула — (- прямо за птичку. Она сделала это с той же точностью, с какой хранитель тела достал нынче мою печень. Поймала, стиснула, и я закрыл глаза. Я не смог ее оттолкнуть. Заласканный в диспансере почти до херувимского состояния, теперь, три месяца спустя, я почти забыл, что это такое. В голове шумела кровь и не было ни единой мысли. Нельзя, нельзя, нельзя, кричало одно внутри меня, хочу, хочу, кричало другое. Пусти, шепотом попросил я, у меня нет денег. Идем без денег, сказала она, потянула — и я пошел. В переходе нам встретилась женщина, и девчонка меня отпустила, но я продолжал идти, а когда очнулся, женщина уже миновала нас, а девчонка поймала меня тем же точным движением и повела прежним манером.

Так мы пришли к грузобагажной кассе, она знала, куда вести, без околичностей расстегнула зипер на моих американских брюках и стала насиловать меня маленьким злым ртом. Последняя мысль была: больна! и черт с ним! Не желая, ненавидя себя, протянул руки к ее грязным волосам, она извергла звук удовлетворенной утробы. Стоял с закрытыми глазами, прижимал ее шелудивую голову, желал поскорее освободиться и не мог. Она со свистом дышала носом, внутри у нее что-то булькало, меня дергало при каждом бульке, и вдруг все провалилось, и меня не стало. Плыл в эфире, раскачиваясь, как опадающий лист. Меня овевали бризы и суховеи, длинные спазмы полосовали каждую мышцу, и что-то более могучее, чем обычный ток крови, разорвало и унесло шлаки мозга. Словно продутый ураганом, я возвращался в себя и не сразу понял, что это лишь шелудивая девчонка-проститутка все еще сжимает мою плоть. Ноги у меня подкашивались. Хватит, прошептал я, спасибо, хватит. Она зарычала, стиснула плотнее, и я не успел понять, как случилось, что снова жажду. Она отдернула голову, перехватила фаллос маленькой рукой и сипло сказала: давай пятерку, сделаем по-настоящему. Нет у меня пятерки, и с тобой нельзя по-настоящему. Не гвинди, сказала она, грубее, конечно, давай сколько есть. Я полез в карман и достал, сколько было, это я и в затмении помнил (бюджет на остаток недели. Она запихнула деньги в кофту, толкнула меня на скамью, на ту самую, на коей сейчас дохну, и прыгнула сверху, как разъяренная крыса. Глаза ее светились, рот открылся, губы стали плоскими (маска похоти неотразимая.

В жизни не чувствовал я такой сокрушающей силы в чреслах своих. Голову кружило легкое безумие. Во мне просыпался зверь, яреющий самец. Руки мои утвердились на ее худых ляжках и смыкались все тверже. Хотелось делать что-то немыслимое с этой маленькой шлюхой, по меньшей мере, дойти до прободения. Я жаждал крови, крови жаждал я. Но и опасался.

Однако ничего не случилось. Это была борьба, и маленькая сучка оказалась опытной. Она преблагополучно проделала положенный путь и замерла, с силой обхватив меня руками и ногами. Всей поверхностью соития я ощущал змеиные кольца ее нутра и упругие толчки крови. От напряжения наши мышцы окостенели, только рты выплевывали грязные слова. От таких слов люди лезут в смертельные драки, а мы сжимали друг друга в смертельных объятиях и просили (делай это мне, делай, делай, делай! Она бесновалась на мне и лезла смрадным ртом с высунутым языком к моим губам, а я держал ее на расстоянии недолго! Вибрация передалась мне, в мозгу вспыхивало и гасло электричество. Мы сучили ногами, стиснув друг друга, и она добралась-таки до моего рта и влезла в него, и что-то щекочуще-трогательно текло по моим рукам, сжимавшим ее в сокровенном…

До сей поры не могу понять, как это я не заразился? Но это же и мучит. До сей поры. Иначе были бы основания не так мучиться. И не стало бы так страшно за нее, как стало, когда я подумал, что страшное у нее все впереди…

Некоторое время после этого имело место помешательство на чистоте. Мылся и чистил зубы ежечасно. Но меня грешно трясло, едва я закрывал глаза.

Потом пришло это. О, ты большой педагог, говорил занудный внутренний голос, светоч или по крайней мере подсвечник, но ты не остановил себя, хотя отменно понимал аморальность деяния. О, ты найдешь оправдания. Ты не сманил малолетку, эта умелица тебя соблазнила. О, ты не хотел, ты понимал, что погибает чья-то жена, мать, счастье целой жизни, но не тебе ее спасти, судьба, все мы слабая плоть, нам хватает сил не красть, но если дают… Да-да, у тебя много слов в лексиконе и знание логики вдоль и поперек. Но что это перед лицом суда, который глубже слов и для которого логика тоже всего лишь слово?