Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

Кто разрешил? — Милиционер. Серый с красненьким подручный Глаза Бдящего, вспомогательная служба ада. — Почему лазите в неположенных местах? (Музыка, а не фраза!) — Могу документ показать, отвечаю с достоинством. (Почему, спрашиваю, лазите, где не положено?

Фонари уже горят. Не узнает он меня, что ли? Или новенький?

Протягиваю документ и на самой почтительной ноте начинаю: Голубчик!..

Печень расположена справа, бить неудобно, но он ударил левой, и так удачно, в самое яблочко. Словно кол вопнули мне в глотку до самого низа живота. Обеими руками, как груду тряпья, швырнул он меня в коляску мотоцикла. Ветер освежил и помог не потерять сознания. На тряском булыжнике я прикусил язык и на какой-то миг забыл о печени. Потом начались позывы на рвоту. Сердце плясало, не придерживаясь ритма. Горло сдавил кашель, за него выдан был подзатыльник, но его я ощутил, как прикосновение, он был на порядок ниже уровня боли. Дорога прошла в безразличной борьбе с обмороком. Тем же путем, каким погрузил, хранитель моего тела выгружает меня из коляски и за шиворот, держа почти на весу — а весу-то во мне! со мной такой фокус может проделать всякий и будет при этом таким выглядеть Гераклом! (затаскивает в дежурную комнату милиции. Бросает на стул у стены. Живот и грудь наполнены каменной болью, останавливающей дыхание. Вытираю холодный пот, равнодушно гляжу на фиолетовые ногти. Со стены лукаво щурится Великий Шакал: «Доигрался, охальник? ужо погоди, оппортунист, мы тебя еще не так…» Меня стошнило зелено-желтым. Тела моего хранитель подскочил, ударил в висок, я брык со стула, он занес ногу… Не надо, сказал из-за стойки лейтенант, чего с ним? Та я звидки знаю, таищ лентенант, я ж его, сволочь пархатую, пальцем не тронул. И не трогай, пусть лежит. Пусть лежит, припадошный, соглашается хранитель моего тела.

Выронив ядовитый сгусток, чувствую облегчение. Боль ушла вниз. Лежу на полу в позе зародыша, обеими руками прижимаю впалый живот и тупо соображаю, откуда свалилась на меня эта новая беда.

А Ты мне повеления отдаешь…

Пришла уборщица, подтирает пол, возит шваброй по моему лицу и внятно проклинает алкашей, шоб они все поздыхали, хосподи!

И как Ты отреагируешь на просьбу доброй самаритянки?

Хранитель моего тела громко радуется: так його, бабцю, пьянь смердючу! Лейтенант говорит по телефону, но из-за жунденья уборщицы и веселья телохранителя вынужден поднять голос, и до меня доносится: нет, товарищ майор, из города не исчезал, видно, шлялся где-то, старшина его нашел недалеко от дома, так точно, товарищ капитан, рутинная проверка, не хотелось откладывать, слушаюсь…

Рутинная проверка… Как бы это поделикатнее разъяснить моей печени, чтоб не возмущалась: дескать, забудь, милая, ничего не было, рутинная проверка, вроде дуоденального зондирования… Лейтенант, держа мою бумажку между указательным и средним пальцами, приближается к барьеру, я с усилием сажусь на полу, дверь распахивается, еще один телохранитель вводит другое тело со скрученной за спиной рукой, следом вваливается ватага, гвалт, битые хари, хулиган, женский визг… Я рад: отдай мне лейтенант документ, что бы я делал? Встать не могу, куда там.

Пока за барьером творится визгливое разбирательство, гляжу в упор на Шакала. Ты, скотина, далеко же ты достаешь из своего мавзолея, какую кашу кровавую заварил на шарике. По зрелом размышлении, тебе отдаю пальму первенства, как инициатору самого массового в человеческой истории избиения. И главному разносчику самой страшной в жизни заразы — вируса зависти, выведенного в наизлобнейшей и притом научной форме твоим предтечей Марлой. На всех континентах, во всех странах орудуют ваши миссионеры. Вторая Мировая — следствие твоих начинаний. Поскольку человечество не учится, неизбежна новая волна этой заразы. И еще. И еще. Вот какой ты у нас. И при том в святых ходишь. Мне ли отвоевывать тобой отобранное солнце…

Разбирательство близится к концу. Того, со скрученной рукой, увели, вопящего, во внутреннее помещение, так и не раскрутив руку. Кого-то упиравшегося выставили пинком. Для составления протокола осталась хнычущая дамочка. На Шакала, разумеется, никто не обращает внимания, на меня тоже, продолжаем перебранку без помех.

Кстати, интересный момент. С кем только не беседую, пусть даже позиции непримиримы, какой-то диалог получается с каждым. Только не с ним. Он шипит угрозы, я выплевываю ругательства. Еще, правда, есть его верный ученик, с тем и не завожусь.