Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

Бессмысленно мучаться угрызениями совести, что я подал ему такую замичатэлную мисл. На эту мисл его натолкнуло бы что угодно. Это его постоянная мысль: принуждение, террор…

— Ни шагу назад! Хорошо! — гортанно крикнул он и встал из-за стола. — Секретари закончат. Мааладэц, Шалва! Герой! Джигит!

Это я молодец. Интересно, не собирается ли он переадресовать мне авторство?

— Можешь ты объяснить, почему не внял, когда моими устами к тебе взывало небо?

— Нэ знаю ныкакова нэба, Шалва. Нэ лублу минят свое мынэные. Рукавадытэл нэ можит минят мынэные как пэрчаткы.

— А вот учитель твой менял мнение очень круто.

— Учытэл прамаргал Европу. Кишка была тонка. Вот и воюем. Харашо умыр воврэмя, а то ми памаглы бы.

— Тебе не стоит кручиниться, ты многим помог.

— Панымаеш, Шалва, чылавэк должин занымацца тэм, к чыму ымэит болши всиво тэрпэныя. Тэрпэные — это талант. Надо уметь ждать. — Опять таинственным образом исчез его акцент. Уж не напускает ли он этот акцент, чтобы крупными дефектами речи смазать другие шероховатости, они могли быть виднее на фоне добротной русской речи ученых и конструкторов, с которыми он обожает общаться. Мог стать техником-конструктором, если бы не стал уголовником… — Сидишь себе в сторонке, незаметный, а с трибуны краснобаи-умники поют, классиков цитируют, потом их самих кто-то цитирует, они это любят, а ты сидишь и думаешь: говорите, говорите, генацвале, выступайте, как хотите, шлифуйте слово, будете выступать, как я хочу, будете у меня все вот где! Знаешь, какое это чувство? Строишь медленно, как паук, ждешь терпеливо, а они вокруг летают — фррр! фррр! — как бабочки, столько, понимаешь, простора вокруг, а паук там, внизу, он летать не может, в наши игры играть не может, пауку нас не достать, будем презирать его вместе. И (ррраз! — вот вы все у меня где!

— Особо отмечаю твою работу с Троцким. — Он довольно, даже угодливо хихинул. — Творец Октября, взявший власть… А то, подумаешь, приезжает в Россию какой-то Ленин, ну и что? Кто его знает? Тут дело делать надо, гениальными организаторскими способностями обладать и бонапартовским бесстрашием. Океан энергии, тысячные знакомства в среде интеллигенции, в рабочей, матросской, солдатской… Троцкий-Бронштейн, Л.Д… И всюду бросаются выполнять его распоряжения, сломя голову… Ленин прячется. Троцкий с блеском исполняет восстание и Ленина под белы руки подводит к власти. Потому-то и в Бресте, с немцами, Троцкий вел себя как первый человек, а учитель твой бесился, но терпел. Троцкий, конечно, тоже крови не боялся, но (благородный характер!) очень уж не хотел предавать украинских братов. Благородством думал немцев остановить: дескать, увидят кнехты, что противник мрачно уходит, без выстрела, и возмутятся своим командованием… Романтизм! А с романтизмом куда поперся он в политику? И в благодарность за захват власти и передачу ее твоему учителю им же обвинен в бонапартистских тенденциях! Благодеяние не осталось безнаказанным. Создатель армии, организатор железных дорог… Изолировать такого великана и свалить, вычеркнуть его имя из истории, а потом даже убить…

— А время я какое выбрал для его ликвидации, а? — хвастливо сказал он. (Мир трещит, Париж пал, какое там кому дело до какого-то Троцкого, правда?

— Что и говорить, подлец ты редчайший.

— Каждому, Шалва, знать свое место надо, — наставительно говорит он.

— А он своей книгой о десятилетии переворота снова напомнил, как оно было, ты этого перенести не мог. Выдвинул на сцену начальника штаба, телефониста Подвойского. Телефоны у нас в то время скверные были, а Подвойский с его хорошим слухом и громким голосом… Ах, Сосо, Сосо!

Бесшумно входит Привратник. Сосо отдает написанное начало приказа.

— Срочно окончить. — Он делает кругообразный повелительный жест, и Привратник исчезает. — Это исторический приказ, Шалва. Этот приказ остановит отступление. А единоначалие введем, как же! Один отвечать будет. Вах, с таким народом!.. Народ что надо, Шалва. Отступают, ничего, испугались немножко. Я знаю, куда Гитлер пойдет. K Сталинграду. Хочет, чтобы скорее появилось в мировой прессе, что он, Гитлер, город Сталина взял…

Теперь он понял, что целью Гитлера не является Москва, уже не так страшно, можно попытаться привлечь его Сталинградом…

— Он взял Сталино.

— Ну, Сталино… Он Сталинград хочет, знает, что Сталин этот город защищал.

— Сколько там белых под Царицыном было, сто или двести?

— Не серди меня, Шалва! Он пойдет к Сталинграду — и мы пойдем к Сталинграду. Сейчас моя интуиция не молчит. Как ты думаешь?