Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

Снова и снова Глазастик докладывал о концентрации вермахта у Курска, о нарастающем оживлении в районе сосредоточения, о явной переброске сил из Орла. Вотще. 20 июня он вызван был в Ставку. Здесь, на моих глазах, разъяренный Сосо смел со стола бумаги злосчастного майора и сказал, что не верит ни слову о «Блау». Он шагал по кабинету и разносил нашу разведку за доверчивость и малокомпетентность. Своей монументальностью он стратега и покрупнее Глазастика мог убедить. Он, впрочем, не убеждал, он брал реванш у бедняги, угодливого руководителя разведки в канун войны. Я был призван в свидетели. Дважды в своих проходах мимо остолбеневшего комфронта Сосо глянул Глазастику в лицо, и оба раза едва не отправил в нокаут.

С ворохом брани и приказом совместно с Западным фронтом готовить взятие Орла Глазастик убыл в Воронеж. К трем утра 28 июня набросок плана наступления на Орел был готов.

Тремя часами позже летнее генеральное наступление вермахта на юге, «Блау», началось.

В день катастрофы Сосо было не до меня, да и во второй день меня до него не допустили — уверен, что по его повелению: не желал владыка глядеть мне в глаза. А на третий день, когда выяснились размеры катастрофы, приступ разразился пожаром. Он был плох! Не так, как год назад, но тоже хватало. Опять трясся и подвывал. Привратника я отослал больше из страха за его жизнь, чем по необходимости. Сосо не терпит свидетелей, а Привратник за год такого насмотрелся… Ну, этот станет молчать, он продолжает считать владыку великаном истории.

Мне пришлось повозиться. Молча. Упреки могли вызвать полный развал воли.

Два дня допускал к нему лишь ближайших.

Порочный круг. В кризисной ситуации больной обделывается, а, обделавшись, теряется окончательно. В лечебницах это знают и подобных больных содержат в халатах, что облегчает работу персонала, но еще более моральное состояние больных, которых гаженье в штаны просто добивает…

Вот, вероятно, откуда это русское народное проклятье, по страсти следующее за «Чтоб ты сдох!» — «Чтоб ты усрался!»

Эти дни с полководцами вождь общался посредством телефона, который и забрызгал слюнями вконец. Когда же он надел штаны, то положения на фронтах это не улучшило.

Юго-Западный фронт просто распался.

Галифа разумно не выходил на связь почти две недели, вроде как из окружения выходил. Научились ребята вести себя. Он, правда, на сей раз не отдавал войскам приказ стоять насмерть, не то обрек бы их, как месяц назад под Харьковом. Войска отступали, огрызаясь, готовили рубежи, но нередко не задерживались на них, потому что и южнее и севернее вермахт был уже позади.

На юге зияет дыра.

После неслыханной обороны оставлен Севастополь. Оставлен со злодеянием: в штольнях взорван склад авиабомб. Штольни были последним укрытием раненых и населения. О взрыве их, конечно, не предупредили. Число погибших? Полноте, кого это заботит?

А зачем было взрывать? Противнику от этого склада ни малейшей пользы. Даже сбрось немцы эти бомбы, они никогда не достигли бы того чудовищного эффекта, какого добились свои же, взорвав боезапас в переполненных людскими толпами севастопольских каменоломнях.

Немцы рвутся к Волге и на Кавказ. Если блокируют Астрахань, это парализует доставку нефти.

Еще страшнее прорыв в Закавказье. Турки изображают нейтралов. Я-то эту публику знаю. При выходе вермахта на границу Турция войдет на Кавказ без объявления войны на стороне Германии. Она по-прежнему останется нейтральной, а ввод войск оправдает возвратом принадлежащих ей по праву территорий. На Кавказе начнется повальная резня — все против всех. А Баку достанется немцам.

Несмотря на истерические вопли войска продолжают пятиться перед бронированным германским кулаком. Сегодня 25 июля. Оставлен Ростов-на-Дону.

— Поскольку ты веришь исключительно в силу декретов и указов, почему бы тебе не написать указ о прекращении отступления и начале наступления? А заодно прекратить двуначалие в войсках? А заодно и самому уйти на покой?

— Что-о? — сказал он и открыл ящик стола. Там у него пистолет.

Вдруг лицо его перекосило так, что я подумал: не инсульт ли? Он сел к столу и стал быстро писать, бормоча: «Мисл, Шалва, мисл! Приказываю прекратить отступление! Трус — это диверсант и шпион. Смерть шпионам! Ни шагу назад! Расстрел на месте! Ах, какая мисл, Шалва! Приказ! Трибунал! Расстрел!»

А то без такого приказа он не расстреливал. И без трибунала. Да, по-моему, какой-то приказ он изготовил еще в прошлом году.