Андрей Никулин - Я - АЛКАШ

- Так ты уходишь? – спросила Лена.

- А я вот тоже уйду, на фиг! – выпитая водка подействовала на Свету больше всех. - Меня тут один козёл в кооператив зовёт работать. Чем-то они там торгуют что ли, в общем, на складе сидеть и бумажки перебирать. А с этими пьяными мудаками, клиентами нашими, мне уже общаться обрыдло!

- Да ты считать-то не умеешь, - усмехнулась Лена, - сдачу порой не можешь сосчитать.

- Дура ты! Это я прикидываюсь, когда начинают возмущаться, - огрызнулась Света, - а на складе мне курк.. каркль…в общем, машинку дадут. Пусть она считает.

- Калькулятор, - вставил я.

- Во-во! – Света упорно стряхивала пепел мимо моей пепельницы из консервной банки. - Самый этот…и есть!

- Да никуда ты не уйдёшь подруга, - отмахнулась Лена. - А ты, Андрей, уже нашёл работу?

- Да нет пока, - я пожал плечами. - Но что-нибудь подвернётся, я ведь после службы и не осмотрелся толком, всё так изменилось за два года…

- Перестройка, мать её… - пьяно поддакнула Света.

Да, действительно, мать её, эту горбачёвскую перестройку! Хотя чего уж теперь.

октябрь 1988-июнь 1989г.г.

Уйти-то я с «Отдыха» ушёл, но так ничего другого, как продолжить работу на речфлоте, и не придумал. Друзья, в основном бывшие одноклассники, где-то как-то суетились, чем-то подторговывали, влезали в полукриминальные структуры, в общем, держали нос по ветру, благо свободы становилось всё больше и больше, и запрещалось всё меньше и меньше. Я встречался с ними, пил пиво или что-то более крепкое, внимательно слушал их невероятные рассказы о крутых делах, и об открывшихся возможностях. Слушал-то, слушал, но решиться не на что так и не смог. Не было ни желания, ни уверенности в своих силах, да и честно говоря, было просто страшновато. И вот так, помыкавшись в раздумьях и пьянстве, где-то в октябре 88-ого я оказался на ледоколе «Капитан Зарубин». Опять должность моториста, опять вахтенный метод, опять привычная флотская обстановка – беспокойная перестроечная суета осталась там, за бортом.

Наш ледокол был уникальным судном. Ещё в застойные времена какому-то мудаку чуть ли не из Политбюро пришла в голову оригинальная мысль (в эти маразматические головы порой приходили очень оригинальные проекты – один поворот сибирских рек чего стоил) о том, как продлить навигацию на Волге. Идея состояла в том, что надо просто построить речные ледоколы, которые бы всю зиму ломали на Волге лёд и таким образом судоходству бы ничего не препятствовало. Ледоколы должны были бы проделывать во льду две полосы чистой воды, как на обыкновенной дороге с двухсторонним движением. Только вот не хрена из этой затеи не получилось, да и не должно было получиться. Но это поняли только тогда, когда со стапелей в Финляндии, а именно добросовестным и трудолюбивым финнам была поручена постройка серии уникальных речных ледоколов, уже сошло порядка пяти судов, почти половина заказа. Не знаю, что стало с заказом в целом, но уже построенные суда пришлось забирать и думать как такие громадины трудоустроить. И придумали. В самые крупные волжские города отослали по одному ледоколу, они помогали сухогрузам и танкерам глубокой осенью не замёрзнуть в ещё подвижном, но уже достаточно прочном льду, а зимой финские красавцы выполняли функции «караульной собаки». Мой ледокол всю зиму стоял у стенки в грузовом речном порту, носившем название «Стрелка», именно здесь река Ока впадала в реку Волга. В общем, ещё одно блатное судно в моей карьере.

Пока, в ноябре и начале декабря мы, то есть ледокол «Капитан Зарубин», помогали последним сухогрузам и танкерам пробиться к родным базам, распитие спиртного командирами не приветствовалось, да и времени особо-то и не было. Мы работали в режиме постоянного аврала, и мне новичку экипажа поначалу приходилось очень тяжело. Сменяясь с вахты, я тут же, как подкошенный валился на койку и моментально засыпал. Но та работа, для которой собственно и был предназначен красавец ледокол, быстро закончилась – всего-то недели три повоевали: Волга была добротно скована льдом, и мы намертво пришвартовались у стенки порта, теперь уже до апреля месяца. Весь экипаж был поделён на вахты – со мной заступали ещё один моторист Шурик, сам капитан и судовой механик – и мы начали работать, как обыкновенные сторожа, сутки через двое. То есть двое суток я балбесничал дома, а сутки бодрствовал на борту ледокола, маясь от безделья.

А где безделье там вино. Механик, Леонидыч, ещё как-то пытался загрузить нас работой, ну например, решил, что нам просто необходимо покрасить все системы и трюма в машинном отделении. Каждой паре мотористов он определил фронт работы, и если бы мы красили валиками и кисточками, а именно так и предполагал механик, то закончили бы не раньше начала весны. Но мы, мотористы, проявили флотскую смекалку, отрегулировали, найденные в кладовке у боцмана, пульверизаторы и закатали все площади ровно за три дня. Леонидычу о своём трудовом подвиге мы, конечно же, не сообщили, и, придя на вахту, усердно раскидывали по машинному отделению испачканные краской кисти и валики, демонстрировав тем самым недюжинный энтузиазм и рвение. На наше счастье механик так и не догадался за всю зиму заглянуть под слани, а может просто и его самого обуяла зимняя лень и безразличие. В конце концов, задание-то мы выполнили.