Хлоя Бенджамин - Бессмертники

— Люк? — окликает Варя.

Откашлявшись, он тянется к дверце холодильника:

— Можно?..

«Нет, нельзя», — внутренне возмущается Варя, но Люк уже открыл дверцу, уже залез в холодильник и всё увидел.

— У вас тут корм для обезьян? — удивляется он, но когда поворачивается к Варе, то по лицу видно, что уже всё понял.

Дверца холодильника настежь. Из гостиной Варя видит внутри ряды упаковок с едой. Наверху завтраки в пластиковых пакетах — фрукты и по две столовые ложки овсяных хлопьев, богатых клетчаткой. Внизу обеды: фасоль с орехами, а на выходные — по кусочку тофу или тунца. Ужины в морозилке — Варя готовит их на неделю, делит на порции и заворачивает в фольгу. К стенке холодильника, возле которой стоит сейчас Люк, приклеена скотчем распечатанная таблица: количество калорий в каждой порции, содержание витаминов и минеральных веществ.

В первый год диеты Варя потеряла пятнадцать процентов веса. Одежда висела на ней мешком, лицо осунулось, взгляд стал настороженным, как у охотничьей собаки. Варя отмечала в себе перемены с отстранённым любопытством; она гордилась, что ей не страшны соблазны — сладости, углеводы, жиры.

— Зачем это вам? — недоумевает Люк.

— А ты как думаешь? — отвечает Варя и невольно отступает, когда Люк надвигается на неё. — Почему ты злишься? Я сама решаю, как мне жить. Имею право, ведь так?

— Потому что мне больно, — отвечает Люк сипло. — Потому что когда я смотрю, как вы живёте, у меня сердце, мать вашу, разрывается! Вы развязали себе руки: ни мужа, ни детей. Вы могли бы жить как угодно. А сидите, как ваши обезьяны, голодная и взаперти.

По сути, чтобы продлить себе жизнь, вы её обеднили, разве не понимаете? Вы по собственной воле пошли на сделку — и чего ради? Какой ценой? Ваших обезьян, разумеется, никто не спрашивал.

Бесполезно расписывать прелести рутины тому, для кого она смерти подобна; Варя и не пытается. Это не сравнить с радостями любви или секса, это счастье уверенности в завтрашнем дне. Будь она христианкой, стала бы монахиней: отрадно знать, какая молитва или послушание ждет тебя каждый четверг, в два часа дня, на сорок лет вперед.

— Я об их здоровье пекусь, — оправдывается Варя, — жизнь им продляю.

— Продляете, но не улучшаете. — Люк навис над ней, Варя вжалась в спинку дивана. — Не нужны им ни клетки, ни шарики с едой. Им нужен свет, тепло, возня, ощущения — риск! А выживать, вместо того чтобы жить, — это же бред. Точно мы можем чем-то тут управлять. Потому-то вы и способны равнодушно видеть их в клетках. Вам и себя-то не жалко, не то что их.

— А как мне распорядиться своей жизнью? Жить, как Саймон, наплевав на всех? Или уйти в мир фантазий, как Клара?

Варя встает с дивана, стараясь не касаться Люка, и спешит на кухню. Там она снова открывает холодильник и расставляет по местам пакетики с едой, что свалились, когда Люк хлопнул дверцей.

— Вы их судите, — говорит Люк, следуя за ней по пятам, и Варя мысленно обрушивает на него весь гнев на сестру и братьев, что кипит. Будь они хоть чуточку умнее, осторожнее… Будь у них хоть капля ответственности, смирения — терпения, наконец! Если бы они не жили так, будто жизнь — безумный рывок к незаслуженным вершинам; если бы они шли, а не неслись сломя голову!

Начинали они одинаково: прежде чем стать людьми, все были клетками — четырьмя из миллионов материнских яйцеклеток. Невероятно, как сильно разошлись их темпераменты, их роковые изъяны, сходства меж ними не больше, чем у случайных попутчиков в лифте.

— Нет, — возражает Варя. — Я их люблю. Моя работа — это дань их памяти.

— А не кажется ли вам, что здесь и эгоизм отчасти замешан?

— Что?

— Есть два основных способа замедлить старение, — как попугай повторяет Люк. — Первый — подавить репродуктивную систему. А второй — сократить потребление калорий.

— Нельзя было ничего тебе рассказывать. Молод ты ещё, не понимаешь; ребёнок, да и только.

— Ребёнок? Я? — Люк отрывисто хохочет, и Варя отшатывается. — Это вы тут себя уверяете, что мир устроен разумно, что со смертью можно бороться своими силами. Сказки себе рассказываете — мол, они умерли из-за фактора икс, а вы выжили благодаря фактору игрек, и факторы эти взаимоисключающие. Так легко себя убедить, что вы другая, что вы лучше их, умнее. Но в поступках ваших не больше логики, чем у них. Вы называете себя учёным, щеголяете умными словечками — «долголетие», «активная старость», — но знаете главный закон бытия, «всё живое смертно», и хотите его переписать.