Джеймс Миченер: Роман

Если Герману Цолликофферу и претили многие забавные примеры, которые я мог бы использовать, то его жена, Фрида, более чем компенсировала эту потерю богатством своей речи. Я редко уходил от них без приобретения нескольких жемчужин синтаксиса из ее лексикона, так как воспитывалась она в семье, где почти не говорили по-английски, и в школе училась с детьми, объясняющимися дома по-немецки. Ее речь была нашпигована немецкими словами, многих из которых я никогда и не слышал, но я решил, что все-таки не буду вставлять такие слова в свои романы, а попытаюсь ограничиться английской речью, по-немецки построенной. И Фрида Цолликоффер оказалась мне в этом бесценным помощником. Как только я вынимал свой блокнот, чтобы записать за ней греющие сердце варваризмы, она кричала громким голосом: «Смотри сюда, Герман, он уже снофа за сфое». И она предостерегала меня: «Не делай меня игрушкой себе» — и прыскала смехом.

Она употребляла, например, такие выражения: «Сделай кошку вон», «Это делает меня удивленной, что она так много ест» или «Ну и ойкнулось мне» — это когда она порезалась, очищая яблоко от кожуры. Ее особое — как у всех немцев — произношение отдельных слов делало ее типичным персонажем моей воображаемой местности Грензлер. Она произносила «в» как «ф» и «дж» как «ч», как это делали все мои родные. Этот особый язык (я называл его про себя «нофая ферсия») был настолько своеобразен, что вызывал у непосвященных изумление или даже смех. Порой она пропускала буквы, даже в самых простых словах. Так, слово «овощ» в ее устах было даже не «офощ», ее губы затягивали первую гласную и получалось «о-о-ощ». Она говорила, что «телефизор» ей словно компас и помогает понять, где «сапад, а где фосток». Она произносила «брич» вместо «бридж», «фаза» вместо «ваза», «зуп» вместо «суп».

Кухня Цолликофферов была моей библиотекой и университетом, и, когда я сидел у них в это утро, наблюдая, как аппетитно ели они пудинг Эммы, я понимал, что я у них в долгу.

— Герман, — сказал я, протягивая ему экземпляр рукописи, — я принес тебе свое последнее. Прочти повнимательнее. Мне это очень важно.

— Сделаю. Не волнуйся!

— Здесь не все так просто. Это роман о наших немцах, сталкивающихся со многими проблемами.

— Но ты же все написал как надо, не так ли? И для беспокойства нет причины.

— Надеюсь. Первый экземпляр я сегодня отправляю в Нью-Йорк. Его там должны получить к полудню. Посмотрим, какими будут отзывы.

— Мужу крепко нравится тебя читать, — вмешалась миссис Цолликоффер.

— А вам? — спросил я ее.

— Мне? — Она от души рассмеялась и облизнула ложку. — По чтению у меня муж.

Покинув Цолликофферов, я стал думать, как лучше добраться к ферме моего следующего клиента — Отто Фенштермахера, где в обмен на порцию пудинга, приготовленного Эммой, получу возможность попробовать лучшую дрезденскую свинину с кукурузой. Для этого мне надо было либо вернуться на Рениш-роуд и направиться на запад, либо следовать по нашему шоссе до самых его владений.

Наша деревенская дорога очень живописна, и я выбрал ее. Вскоре справа показалась простая церковь (мы с Эммой являемся ее прихожанами). Она именовалась Церковью Меннонитской Долины, другого названия для нее и быть не могло, ведь находилась она в центре долины, приютившись между двумя цепочками невысоких холмов, защищавших Дрезден с севера и юга. С переднего крыльца церкви можно было видеть бесконечные дали самого великолепного уголка Пенсильвании.

Местоположение церкви было выбрано еще первыми Цолликофферами и Йодерами, которые обосновались в этом месте. И они сделали удачный выбор. В моей семье сохранилось по этому поводу предание:

«В 1677 году, в тот год, когда Йост Йодер был освобожден из тюрьмы, с лицом, исполосованным шрамами от пыток, слова Господа пришли в наш Палатайн в лица высокого англичанина с изящными манерами, принесшего нам известия, в которые мы с трудом смогли поверить. Его имя было Уильям Пенн, и сказал он: „В Новом Свете английский король дал мне княжество больше Баварии, Вюртемберга, Бадена и вашего Палатайна вместе взятых. Там мы живем в мире. У каждой семьи есть своя земля, которую она возделывает и может ею распоряжаться по своему усмотрению. У нас нет ни армии, ни насильной вербовки, ни обременительных налогов, ни лордов, которым мы должны кланяться. Вольный ветер дует с наших гор, а дома жителей в безопасности и ночью. И что еще должно обнадежить вас, меннонитов, больше всего, так это то, что на моей земле каждая семья может быть настолько религиозной, насколько пожелает, так как у нас нет епископов, насаждающих порядки, которым все должны следовать. Мы живем по Божьим законам, а Бог — у каждого в сердце“.»