Майкл Ондатже - В шкуре льва

— Да, но они выходят только днем. Он хочет видеть твою грудь, твой живот.

— Это что, какой-то большевистский обычай?

Она расстегнула рубашку и встала между ним и стеклом.

— Завтра ночью он, наверно, приведет своих собратьев, чтобы на тебя посмотреть. Иногда их называют колокольными лягушками. Возбудившись, они издают звуки, похожие на колокольный звон. А бывает, лают, как собаки.

Она наклонилась и, прижавшись к стеклу губами, поцеловала зеленый живот.

— Привет, Эмброуз, — шепнула она. — Как поживаешь?

Обняв сзади, Патрик взял ее за грудь.

— Выходи за меня…

И залаял.

— Однажды, очень скоро, я уеду.

— К Эмброузу.

— Да… Я знаю, что он жив.

— Боюсь, мы больше не увидимся.

— Продолжай, Патрик, но в тебе нет сожаления.

— Странное слово. Оно предполагает какие-то перемены к лучшему в самом себе.

— Молчи. Иди сюда…

Он встретился с Эмброузом во сне. У дверей тот сказал: «Эта серая фигура приросла к моему телу, Патрик. Отрежь ее». Они были старыми друзьями. У Патрика с собой был только перочинный нож. Он раскрыл его и отвел Эмброуза в холл, под единственную лампу у металлических лифтов. Теперь он мог лучше рассмотреть эту штуку. К его другу был пришит серый павлин. Патрик начал его отрезать.

Эмброуз стоял спокойно. Казалось, ему совсем не больно. Патрик добрался до лодыжек, и с последним взмахом ножа павлин отвалился. Он лежал на полу, словно неубранная груда пыли. Они вернулись к дверям, пожали друг другу руки и расстались. Проваливаясь сквозь последние конструкции своего сна, Патрик услышал новости об убийстве Смолла: его разрезали вдоль на две части.

— В чем дело?

— Тебе что-то снилось?

— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?

— Ты дергался.

— Гм… Как я дергался?

— Ну, знаешь, вроде собаки, спящей перед камином.

— Быть может, я охотился на кролика.

Они сидели на полу, в углу, прислонившись к стене, ее рот был на его соске, рука медленно поглаживала член. Отточенное мастерство, все его тело заключено здесь, как корабль в бутылке. Сейчас я кончу. Кончай мне в рот. Она наклонилась вперед, его пальцы вцепились ей в волосы, похожие на рваный шелк, и он, исчезнув в ней, изверг семя. Согнутым пальцем она показала себе на рот, а он, нагнувшись, припал к ее губам и втянул в себя белую субстанцию. Так они передавали ее друг другу до тех пор, пока та не исчезла совсем, пока они уже не могли сказать, у кого она путешествует где-то в теле, как пропавшая планета.

На следующий день они ехали по проселочным дорогам в ее машине. Он смотрел на Клару, пока она рассказывала о швейной фабрике Уиллера, где работал ее отец, о заводе Мидьюза у железной дороги.

— Это тур по моей подростковой жизни, Патрик. Я покажу тебе, где меня едва не соблазнили.

— Решающие годы.

— Да.

Ему нравился эротизм ее жизни, нравилось знать, где она сидела в классе, ее любимую марку карандашей в девятилетнем возрасте. Его душа наполнялась подробностями. Однажды Клара сказала: «Когда я нахожусь с мужчиной в дружеских отношениях, единственный способ узнать его лучше — это с ним переспать». Секс был естественным продолжением любопытства. В те дни он понял, что его интересует лишь она: ее детство, ее работа на радио, ландшафт, в котором она выросла. Ему уже не нужен был Смолл, нужно было изгнать его из мыслей Клары.

Шел дождь, и они остались сидеть в машине. Клара опустила окно.

— Вот здесь я закапывала свой завтрак.

Вынув из кармана платок, она смочила его угол языком.

— Ты испачкался, — сказала она, вытирая ему лоб.

Все эти жесты отменяли место, страну, все на свете. Он почувствовал, что пора возвращаться к действительности.

— Расскажи мне что-нибудь про Эмброуза.

— Когда он лежал, его голос становился тихим и рассудительным.

— Что еще?

— Мы обычно трахались с ним на «Каюге».

— На дневном пароме? Господи, неужели на «Каюге»?

Он понемногу вытягивал из нее историю со Смоллом, как занозу из женской ладони. Клара неизменно его шокировала.

— Будет ли простительно сказать, что я осталась с ним, потому что он купил мне рояль?

— О чем ты мне рассказываешь?

— Я любила рояль. С ним я могла забыться. Избавиться от суеты, найти уединение.

У Эмброуза были деньги, игра на скачках, он всегда побеждал. А у меня — моя работа на радио и рояль. В некоторые вещи лучше не вникать, иначе сойдешь с ума. Как ты считаешь?

— Я не знаю.

— Иногда я спала, к примеру, с его другом Бриффой. Воздух вокруг него был полон возможностей.