Анатолий Курчаткин - Минус 273 градуса по Цельсию

К. посмотрел в другую сторону – там из-за излучины реки выплывал другой теплоход, корпус его еще не появился, лишь нос, но огни на теплоходе были уже зажжены, и казалось, что посередине водного простора возникла и медленно растет в ширину, словно оплывая, электрическая свеча. Вот так же, вспомнил К., шел глыбой огня по стальной речной глади теплоход и тогда, месяц назад, появившись из-за излучины сначала лишь носом, а там явив себя взгляду и целиком. В какой дали это было! В другой жизни.

Живот у К. снова пропел свою жалостливую голодную песню. К. выпрямился, хлопнул по балюстраде, отбив их, ладонями – словно наказывая ее, словно это она была виновата, что живот его по-прежнему по-кошачьи мяучит, – и пошел по набережной в сторону причала. Ему помнилось, что там есть где-то фонтанчик для питья – наполнить желудок хотя бы водой, может быть, это утихомирит разбушевавшихся кошек. Ясно было, что возвращения к родительским сырничкам не избежать – где еще утолить голод? – но пока нежелание возвращаться под родительскую крышу было все же сильнее желания есть.

К пристани К. и теплоход, который он увидел, когда тот еще только появлялся из-за излучины, подошли с синхронностью часовой и минутной стрелок, подбирающихся к цифре полуночи и полдня. К. спустился по сбегающей с набережной широкой асфальтовой дороге вниз, посмотрел на реку – пылающий электрическим огнем остров как раз сравнялся с теплоходом, стоявшим у причала, тот гасил его электрическое сияние своей темной горой лишь с несколькими сигнальными огнями на носу и корме, К. полагал, сейчас пылающий солнечным днем теплоход пришвартуется к тому, что стоит, но нет: спустя недолгое время из-за стоящего теплохода вырвалось сияние, мгновенно усилилось, стало нарастать – теплоход, увиденный им еще на излучине, шел не останавливаясь и проплыл мимо пристани. Шел он тихо, без звуков музыки, что доносится обычно с таких совершающих туристические круизы теплоходов, можно было бы предположить, что, кроме команды, на нем никого нет, однако на палубах, перекрывая светящиеся окна кают, то и дело промелькивали тени – довольно оживленно было на теплоходе. К. неожиданно – точно так, как было тогда, месяц назад, – обуяло нестерпимым желанием перенестись туда, в этот электрический сияющий мир, сделаться его частью, и на мгновение даже помн и лось: пожелать этого, вложившись в свое желание со всей силой, – и получится перенестись.

На пристани, как и вверху на набережной, не было ни единой души. К. пошатался по ней, подергал двери в кассу, в зал ожидания – все было заперто. Где этот фонтанчик, он не помнил, внутри ли, снаружи ли. Но снаружи он его не обнаружил.

Наверх от пристани обратно на набережную вела широкая размашистая лестница. За время, что К. провел на причале, отыскивая фонтанчик, сверкающая электричеством глыба теплохода ушла далеко вперед, теперь он видел его с кормы. Все стремительнее темнело, контуры уходящего теплохода уже почти не угадывались, вместо них осталось плывущее над рекой электрическое сияние. Оно все больше и больше вновь становилось похоже на свечу – как там, на излучине, когда теплоход только выплывал из-за нее, – только основание у нынешней свечи было широким, а сверху она совсем оплыла.

Потом набережная закончилась. К. никогда не доходил досюда, ему казалось, что набережная так тянется и тянется вдоль всего города, но, оказывается, нет, у нее был конец, и не так далеко от пристани, не будет и километра. Верткая тропка вела от асфальта набережной по верху обрыва дальше – в заросли кустарника, деревьев, и уже не было там фонарей, и оставшегося на западе света недоставало, чтобы освещать тропу с достаточной ясностью. Однако, постояв-постояв в начале тропы, К. двинулся по ней дальше. Тропа, виляя между деревьями и кустарником, спускалась с обрыва все ниже, ниже, оставляя город в стороне над головой, запахло водой, плеснуло волной. Это все еще был город – и уже словно бы загород; куда вела тропа? Но, задаваясь этим вопросом, К. шел и шел по ней, тропы уже почти не было видно, он скорее угадывал ее, чем разбирал, куда ставить ногу. Разумно было бы остановиться, вернуться на набережную, но К. требовалось сейчас неразумного, и чем неразумнее, тем лучше.

Большой электрический свет мелькнул сквозь тени деревьев со стороны реки. Исчез, заслоненный новыми деревьями, – и возник снова. И уже не пропадал, делался все сильнее, обильнее – как бы разгорался, – стала даже видна тропа под ногами. Еще несколько минут – и К. вышел из прибрежных зарослей на просторный луг, жарко освещенный огнями стоявшего у самого берега теплохода. Это был тот самый, что проплыл мимо пристани, обогнав его. Теплоход стоял, уткнувшись носом в прибрежную мель, большой широкий трап был сброшен с него на землю, то и дело по трапу вверх-вниз шныряли люди, а и весь луг, увидел мгновение спустя К., был полон людей: расставлялись столы, устраивались скамейки из досок, укладываемых на дощатые ящики и деревянные чурбаны, разгорались два костра поодаль с налаженными над ними вертелами на рогулинах. Люди, что бегали по трапу, эти доски, столы, чурбаны с ящиками и таскали, и таскали еще котлы, кастрюли, гремели на ходу ложками-ножами-вилками, посудой в берестяных коробах. Что-то вроде ночного пикника устраивалось здесь.