Анатолий Курчаткин - Минус 273 градуса по Цельсию

В нише ВИП-трибуны, исполненной как большая раковина, возвышались, приветственно махали руками человек восемь. Один, что посередине, стоял у самого ее края, выдаваясь вперед – подобно носу корабля, остальные слегка в глубине, отступив назад на полшага – будто борта этого корабля. Человек впереди был мэром – К. тотчас узнал его, хотя сейчас он был не в тоге, а в обычной цивильной одежде, даже и не костюме с красным галстуком, как на большинстве портретов, а весьма легкомысленной, ярко-пестрой расцветки рубашке с короткими рукавами. Замкнуто-холодное узкощекое лицо его с глубокими заломами носогубных складок выражало то тщательно скрываемое, но упорно дающее о себе знать довольство, которому К. был свидетелем на пиру – когда происходившее вокруг доставляло мэру радость и кайф. Другие тоже были в такой же, как мэр, вольной летней одежде: цветные, клетчатые яркие рубашки, короткие рукава, распахнутые вороты. И всех К., переводя взгляд с одного на другого, узнавал. Стоял первым по правую руку от мэра глава службы стерильности – массивное большое лицо его не выражало ничего, будто выклеенное из папье-маше. Стоял первым слева Косихин – у этого сжатый в синусоидную кривую рот странно скривило в сторону, будто он изо всех сил сдерживал ухмылку. Стоял ректор, с которым К. виделся сегодня, – весь вытянувшись вверх, с тесно прижатыми к бокам руками, будто солдат на плацу по стойке смирно. Стоял завкафедрой со своей вдохновенной длинногривой прической… И других К., хотя и не знал, кто это, тоже узнавал – все они были там, на том древнеримском пире.

Наконец мэр сделал поднятой в приветствии рукой короткое повелевающее движение: достаточно, садитесь. И сел, показывая пример, первым сам. Оставшись выглядывать из ВИП-ложи лишь головой. Стадион вновь застучал каблуками, зашумел одеждой, опустился на кресла, пошевелился на них, устраиваясь, и замер. Судья на поле дал свисток. Второй тайм начался.

И с первых же минут К. ощутил, что игра изменилась. Словно команда службы стерильности за те минуты, что провела на перерыве, утратила все свое умение играть. Ее нападающие, прорываясь к воротам команды мэрии, не били по ним, а передавали мяч одна от другой, словно не решаясь бить, теряли его в конце концов, но не спешили оттянуться назад, чтобы обороняться всеми силами, – как бы давали противницам фору, создавали им условия для удара по своим воротам. Команда мэрии не упускала возможности воспользоваться этим, мигом оказывалась на другой половине поля, а защитницы службы стерильности тоже оказывались на удивление нерасторопны, пропускали мэрских нападающих едва не к самым воротам, и тем оставалось только не промазать. Разрыв в счете стал стремительно сокращаться. Шесть – два, шесть – три, шесть – четыре. Привереде стало нечего делать. Она слонялась перед воротами, отправлялась к дальней линии штрафной площадки, следила за игрой в другой штрафной площадке оттуда, словно от ворот ей было плохо видно, что там происходит.

До самого конца тайма привереда пропустила лишь один гол, вратарша службы стерильности пропустила еще четыре, и матч закончился со счетом восемь – семь в пользу команды мэрии. Мэр в ВИП-ложе, поднявшись в рост, вскинул победным жестом руку со сжатым кулаком над головой. Лицо его утопало в счастливой ублаготворенности. Стадион, рукоплеща, снова стоял, развернувшись к нему лицом, спиной к полю. И повернулся лицом к собравшимся в центре для традиционного прощального рукопожатия игрокам лишь после того, как мэр, все так же жестом, предложил наконец уделить внимание и футболисткам.

Ветеран службы стерильности, дежуривший у турникетов, выловил взглядом выходившего со стадиона в общей толпе К., словно К. был помечен особым знаком, отличавшим его от всех остальных зрителей.

– Эй, эй! Который к невесте! – позвал он К. своим бодрым, хотя и по-старчески рассаженным голосом. Пробился сквозь толпу и, схватив К. за руку, остановил его. – Чего, как она, невеста? – спросил он с заговорщическим видом. Неясное подозрение не оставляло ветерана и требовало разрешения.

Но что теперь было для К. его подозрение. Теперь оно было не страшно ему.

– Все прекрасно невеста, – сказал он, отнимая от себя руку ветерана. – Выиграла. Восемь семь в ее пользу.

– А-а! – протянул ветеран. – Выиграла. – Ему было неприятно, что К. уже не в его воле и не скрывает того. Его ветеранское естество было уязвлено. – Выиграла – и без букета. Чего без букета? – Издевка прозвучала в его голосе. Он хотел отплатить К. той же монетой, какой, казалось ему, заплатил К. за его участливый интерес перед матчем к обстоятельствам появления К. столь рано. – Хорошему жениху положено невесту встречать с цветами.