Илья Стогов - 150 дней в Петербурге

– И в чем же тут оказалось дело?

– Несколько лет подряд эта загадка не давала мне покоя. До тех пор, пока в голову не пришла простая, но все объясняющая мысль. Те, кто рассматривал приписки на рукописи, рассматривали их вместе – либо и первая, и вторая настоящие, либо обе они фальшивка. Но что, если первая запись настоящая, а фальшивкой является лишь вторая? И тут все вдруг встало на свои места. Перед нами действительно древняя рукопись. И приписка насчет наследства действительно подлинная. Только произошло это, скорее всего лет на триста-четыреста позже, чем до сих пор думали. Простая вроде бы мысль, но до меня в голову она почему-то никому не приходила.

Причем, это не единственный случай: в Казани хранится свиток, известный, как «Потемкинское Пятикнижие», потому что когда-то он принадлежал светлейшему князю Потемкину. Принято было думать, будто он относится чуть ли не к VII веку. И вроде как был даже переписан в Хазарии. Насчет него мне тоже удалось доказать, что это ошибка, и свиток совсем не такой древний, как считался. Но знаете, к каким результатам это привело? Правильно: ни к каким. Как все писали, что свиток хазарский, так до сих пор и пишут.

Рассказывая об этом, Якерсон смеется. Среди исследователей библейских рукописей он давно уже живая легенда. За минувшие годы мой собеседник лично держал в руках все до единого древнейшие списки этой Книги. Помнит, как они выглядят, чем пахнут, каковы на ощупь.

Уже в самом конце интервью я спросил его:

– Неужели вам было не жалко тратить годы и годы собственной жизни на эти пыльные страницы?

– Знаете, совсем не жалко, – улыбаясь, ответил он. – Когда я был молод, смел и дерзок, я воспринимал эти книги, как детей, которые ищут моего покровительства. Сегодня я воспринимаю их, как источник, который дает мне силы продолжать и не потерять себя. Именно эти книги меня и сформировали. А я лишь служил им, относительно верно.

В самом центре эфиопской столицы, города Аддис-Абеба, стоит памятник Пушкину. Вполне узнаваемый кудрявый профиль, вдохновенно отставленная рука. Правда, сами эфиопы, о том, кого изображает памятник, имеют смутное представление. Все, кого я пытался расспросить, лишь пожимали плечами, и говорили, что возможно, это какой-то их знаменитый земляк. И по-своему, они были, конечно, правы.

Лет сто назад петербургские газеты писали об Эфиопии даже чаще, чем сегодня пишут о Сирии. Поездками сюда успела отметиться чуть ли не половина литераторов Серебряного века. Тут путешествовал Гумилев, а еще один поэт, Владимир Нарбут, даже чуть было не женился на эфиопской принцессе. Советником при армии императора Менелика состоял литератор, а позже афонский монах Булатович, о котором в «Золотом теленке» писали Ильф и Петров. Но сегодня средний горожанин знает о далекой африканской стране не больше, чем средний аддис-абебец о Пушкине.

Самая распространенная марка автомобиля на улицах Аддис-Абебы, это допотопные «копейки» (ВАЗ-2101). Водители любят объяснять белым туристам, что Эфиопия, это единственная в мире православная страна. А сами эфиопы единственные в мире чуть было не построили коммунизм. Если в ответ вы попробуете заговорить о своей собственной стране, то собеседник, скорее всего, лишь недоуменно задерет брови: «Как-как? Россия? Никогда о такой не слышал!».

Тридцать лет назад Аддис-Абеба была связана с Ленинградом множеством экономических и политических ниточек. Сегодня остались разве что культурные связи. Например, именно в Петербурге хранится самая крупная в стране коллекция старинных эфиопских рукописей.

Екатерина Гусарова, ученый секретарь Института восточных рукописей по международным связям, рассказывала:

– Первый раз я была в Эфиопии десять лет назад. До этого я проходила практику в Тунисе, Марокко, Египте, – восток не был для меня чем-то вовсе неведомым. Но христианская страна в сердце Африканского континента, это все-таки что-то совсем иное. Честно сказать, поступая в университет, я вовсе не планировала ею заниматься. Однако, влюбилась все равно в Эфиопию. Особенно после поездок в город Бахр-Дар.

Я тоже бывал в Бахр-Даре. Город стоит на берегу пронзительно-голубого озера Тана: крашенные в белое домики, улыбчивые чернокожие красотки, чуть ли не лучший на континенте кофе. Плюс, на раскиданных по озеру островках расположено несколько десятков крошечных монастырей. Монахи принимают постриг и навсегда остаются жить при своем храме. А когда они умирают, их там же, на островке, и хоронят.