Илья Стогов - 150 дней в Петербурге

В водах озера довольно много бегемотов – опасных тварей, без предупреждения атакующих моторные лодки. Если не нарваться на их стадо и доплыть до любого из островных монастырей, то первое, что сделает монах, – покажет посетителю старинный фолиант. Чем древнее и роскошнее рукопись – тем вроде, как выше авторитет обители.

– Туристы любят фотографироваться с монахами, которые держат в руках такие фолианты, – объясняет Екатерина. – Монахи давно поняли, что рукописи с картинками нравятся туристам больше, чем рукописи без картинок. Поэтому они стали иногда врисовывать иллюстрации в действительно ценные древние манускрипты. Бывает, такие рукописи за большие деньги выставляют потом на аукционах, но вы же понимаете, реальная их ценность невелика.

– А у вас в Музее хранятся исключительно сокровища?

– Ну, да. Их у нас не очень много: сто двенадцать. Для сравнения в Апостольской библиотеке Ватикана их около тысячи. А в Британской библиотеке почти полторы: в свое время англичанам посчастливилось разграбить библиотеку эфиопского императора Феодора. Зато у нас есть очень интересные экземпляры. Например, уникальная коллекция магических свитков.

– Магических?

– В Эфиопии есть легенда о святом Сесинии, у которого была сестра по имени Верзилия. Эта милая дама родила дочь, но растить ее не стала, а сразу убила и выпила из ребенка кровь. Это занятие так ей понравилось, что Верзилия превратилась в ведьму и питалась отныне лишь детской кровью. Когда обо всем этом стало известно святому, он решил сестру убить. Пронзенная копьем, та поклялась именами архангелов, что никогда не тронет ни рожениц, ни детей, если в доме будет свиток с молитвой святого Сесиния. Именно поэтому из Эфиопии дошло огромное количество свитков с текстами этой молитвы. Или вот, другая разновидность магических свитков, – кожаные ремни, длинной ровно в рост покойного, которые вместе с умершими клали в могилу. Всего в нашем собрании несколько десятков таких манускриптов: заклинания, легенды, обереги, рукописи, записанные особыми магическими буквами, которые никто не в состоянии прочитать.

– А откуда вообще в Петербурге появились эфиопские рукописи?

– Что-то покупали, что-то привозили путешественники, что-то присылали в дар. Рукописи ведь во все времена считались неплохим презентом. Известно, что после того, как в Тегеране был убит Грибоедов, персидский шах, желая замять скандал, отправил в подарок русскому царю большую и очень ценную коллекцию рукописей. Эфиопские книги, конечно, не столь изумительно оформлены, как персидские, но в качестве дара (чтобы не сказать взятки) ценились тоже высоко. У нас, например, есть роскошный экземпляр Восьмикнижия, привезенный в Петербург министром почт и телеграфа Эфиопии.

– И чего же хотел от России эфиопский министр?

– В те годы Эфиопия почти в одиночку отбивалась от армий сразу нескольких европейских держав. Император Менелик активно искал союзников и отправлял делегации в Петербург, к православным единоверцам. В ответ на его просьбу, уже в 1895 году в Эфиопию были направлены русские военные врачи. Основанный ими госпиталь действует, кстати, до сих пор, и русские студенты даже в наше время ездят туда на практику.

– У России была собственная колониальная политика в Африке?

– Такой, как у французов или британцев, не было. Но заполучить стратегические базы цари пытались. В 1888 пензенский мещанин Николай Ашинов отправился в Эфиопию с отрядом из полутора сотен казаков и попробовал основать на пустынном берегу Красного моря колонию под названием «Новая Москва». Дело обернулось международным скандалом, поселение Ашинова было разбомблено французским флотом, а самого его под конвоем отправили назад в Петербург.

Разбитый, но не сдавшийся, Ашинов привез в столицу империи даже флаг, который был поднят над первой русской колонией в Африке. Это реликвия долгое время хранилась в петербургской Духовной академии, а потом куда-то потерялась. Зато дошли привезенные им рукописи. Сегодня они тоже хранятся в нашем Музее.

То, что не удалось царям, получилось у большевиков: уж у СССР-то проблем с базами в Эфиопии не возникало. В 1970-х последний эфиопский император был то ли задушен, то ли утоплен в отхожем месте, а к власти пришли коммунистически-настроенные военные. Об интернационалистах, служивших в Эфиопии, пишут меньше, чем об афганцах, или ангольцах, хотя их общее количество измеряется в тысячах человек.