Илья Стогов - 150 дней в Петербурге

– И кто же у вас готовит? – спросил я отца Здислава. – Или вы заказываете еду из ресторана?

– Доминиканцы это нищенствующий орден – о каком ресторане вы говорите? Ну, то есть дырявыми ботинками между собой мы, конечно, не обмениваемся, но бедность для нас это осознанный выбор. К сожалению, совсем отказаться от имущества пока не получается, но еда, это как раз тот случай, когда можно обойтись без излишеств.

– Ну, в чем, конкретно это выражается? Вы ведь не станете есть китайскую быстро-завариваемую лапшу?

– Почему не станем? Каждую неделю у нас по очереди готовят двое братьев. И некоторые из них кормят нас как раз такой вот лапшой.

Когда-то базилика святой Екатерины была главным католическим храмом бескрайней Российской империи. Чего только не происходило под ее сводами за два с половиной столетия. Здесь убийца Пушкина Дантес когда-то венчался со своячницей поэта. Здесь, прямо в подвале, был похоронен последний польский король, насчет которого ходили настойчивые слухи, что именно он (а вовсе не законный супруг Екатерины) был подлинным отцом императора Павла. Было время, когда на органе тут играл, ради небольшого приработка, молоденький студент-правовед Петр Чайковский.

А еще здесь служили несколько человек, уже причисленных католической церковью к лику святых. И это было последнее, о чем я собирался спросить монаха-доминиканца отца Здислава.

– Мне кажется, для вас, как для священника, это должно быть важно. Несколько ваших предшественников, служивших в этой же базилике, шагавших по этим же ступеням, уже причислены к лику святых. А сегодня здесь служите вы. Никогда у вас не возникало мысли, что может быть, кто-то из нынешних братьев со временем тоже окажется святым?

– Не знаю, – простужено кашлянул отец Здислав. – Времени думать об этом почти никогда не остается.

Мы попрощались, и монах в черном плаще ушел готовиться к очередной проповеди. Вечером ему снова служить.

Считается, что о наступлении теплого сезона в Петербурге можно узнать по нескольким приметам. Например, по началу торговли корюшкой: раз над городом повис запах свежих огурцов, значит, весна уже началась. Или по запуску фонтанов в Петродворце. Или по старту навигации на Неве. Но вот лично я несколько лет назад обзавелся на этот счет собственной приметой. Лично для меня весна в городе наступает ровно в тот момент, когда где-нибудь на улице прохожий с фотоаппаратом на шее и мятой картой в руках, первый раз задаст мне вопрос, типа, не подскажете, как попасть на угол Невского проспекта и Васильевского острова?

Статистика утверждает: как бы огромна ни была наша с вами страна, предпочитают отечественные туристы всего два направления: двое из трех отправляются отдохнуть на черноморские курорты, а оставшаяся треть едет к нам в Петербург. Ежегодно северную Пальмиру посещает восемь миллионов человек. Чтобы вы понимали: это почти в полтора раза превышает количество местного населения. Не знаю, возможно, жители Гражданки или Веселого Поселка сталкиваются с туристами не так и часто. Но вот лично я живу в самом, что ни на есть центре. И последние годы это стало создавать для меня некоторые сложности.

Двор, в котором я живу, довольно известен. И даже внесен в несколько туристических путеводителей. Именно в моей парадной когда-то снимали «Собачье сердце», именно в садике под моими окнами происходит действие нескольких рассказов Довлатова, а кроме того, один из проходных пассажей моего двора официально числится «самым маленьким двором-колодцем в Петербурге». Прежде все эти нюансы мало кого интересовали. Но вот последние годы соседи клянут Довлатова с «Собачьим сердцем» на чем стоит свет. В какое бы время суток ты не вышел из квартиры, обязательно наткнешься на людей с фотоаппаратами, которые восторженно задерут брови: «Ого! Да тут, оказывается, водятся аборигены! Дети, встаньте-ка поближе к этому дяде, я сниму вас на его фоне».

Осенью и зимой гуннские орды с мятыми картами в ладошках не так бросаются в глаза. Но как только на Марсовом поле распускается сирень, прогулка вокруг дома превращается в целое приключение. Нескончаемой рекой по улицам плывут они: туристы. Причудливо одетые, парадоксально себя ведущие, разговаривающие с акцентом, который почти невозможно понять. Люди в банных тапочках. Люди, с торчащими из-под брюк ягодицами. Люди, вызывающие такси, чтобы проехать с Владимирского проспекта на Литейный. Люди, пахнущие водкой даже в девять часов утра. Люди, не знающие, где ставится ударение в фамилии Лермонтова. Те, кто во все стороны щелкают своими камерами и умудряются даже в парадных залах императорских дворцов кидать обертки от шоколадок прямо под ноги.