Хуан Гойтисоло - Ловкость рук

— Ведь надо только жить, как велит господь, не так ли? И тогда никакой напасти не случится. А если у человека благородное сердце...

Мендоса не слушал ее. Он не мог оторвать глаз от соусницы. Вдруг он обернулся.

— Когда он проснется, я вас позову. А сейчас пускай поспит.

— Бедняжечка,— протянула женщина.— Бедняжечка.

Она явно не собиралась прекращать разговор и медленно переминалась с ноги на ногу.

— Когда я понадоблюсь, спуститесь, пожалуйста, этажом ниже. А ему передайте, что через полчаса я принесу сладкое.

— Не беспокойтесь, я ему все передам.

Мендоса проводил донью Ракель и запер за ней двери на задвижку. Некоторое время он стоял, неподвижно вытянувшись. Он не мог отвести глаз от подноса. Соус. Две отбивные.

Никогда еще Агустин не был так спокоен, как сейчас. «И это все,— мелькнуло у него.— Столько лет думать об этом, чтобы все случилось вот так. Невероятно!» Он взял поднос левой рукой и вошел в комнату. Луис набросился на него.

— Что там? — выдохнул он.— Ради бога, что там происходит?

С чрезвычайной осторожностью Агустин поставил поднос

на стол и наклонился, ища выключатель. Паэс тихонько всхлипывал. От ожидания он совсем обезумел. Тело его стало как резиновое. ^

— Можем закусить,— ровным голосом произнес Мендоса.

В розоватом свете абажура соус алел, точно кровь. Паэс отвернулся.

— Ты скажешь наконец, что там произошло?

Нервы у него были натянуты до предела, и ему казалось, что больше он не выдержит.

— Спокойствие,— оборвал его Мендоса.— Прежде всего спокойствие.

Он уселся в кресле Давида невнимательно посмотрел на поднос.

— Погляди-ка,— пробормотал он,— принесли ужин. Ужин мертвеца.

— Замолчи! — крикнул Луис.

— Выглядит аппетитно. Не хочешь попробовать?

— Замолчи!

Луис разразился проклятиями. Слова комом застревали у него в горле, и он не мог говорить.

— Тогда дай мне поесть.

Мендоса подхватил кончиками пальцев кусочек жареного картофеля и стал грызть его.

— Как вкусно!

Он погрузил кусочек в соусницу. Красные липкие капли упали на скатерть. Мендоса положил картофель в рот и с наслаждением проглотил.

— Целую вечность не ел такой прелести. Давид умел устраиваться по-настоящему. Какой соус...

— Замолчи!

Луис, повернувшись спиной к трупу, безумными глазами уставился на стену, где висело мачете.

— Нас застукали. Теперь никакое алиби не поможет. Ты должен был... Какой идиот... На твоем месте...

— Что на моем месте? — спросил Агустин.

— Я бы убил ее.— Луис повернул к нему разъяренное лицо и вызывающе бросил: — Да, я убил бы ее.

Агустин поднес ко рту кусочек отбивной.

Вот как? И чего бы ты этим добился?

— Мы были бы спасены,— крикнул Луис.— Да, спасены. А теперь мы попались, у нас нет выхода. Этой же ночью нас схватят.

— Спокойно,—остановил его Мендоса.—Ты сам не знаешь, что болтаешь. Никуда ты не попался, и, если сам не захочешь, никто тебя не схватит. Все это твое воображение.

— Не понимаю.

— Сейчас я тебе объясню. Эта женщина видела только меня. И у нее нет никаких оснований подозревать еще кого-нибудь. Ты заявляешь, что у нас нет выхода. Но тебе следует говорить в единственном числе. Это у меня нет выхода. А тебя никто не видел.

Туман, заволакивающий голову Луиса, рассеялся, словно по волшебству. Кровь снова спокойно потекла по жилам.

— Ты хочешь сказать, что...

— Ничего. Я просто хотел сказать, что ты свободен. Никто не видел, как ты вошел сюда. Эта женщина тоже тебя не видела. Она ничего не подозревает. Ее приход спас тебя.

Луис колебался; безумная надежда боролась в нем с опасением, что Агустин шутит.

— А как же ты? — наконец выдавил он из себя.

— Я же тебе сказал, что буду молчать! Вон дверь. Можешь идти, когда хочешь.

Луис судорожно глотнул. Спокойствие Агустина действовало на него сильнее всякого крика. Ему хотелось немедленно броситься прочь, но какая-то неведомая сила удерживала его тут, рядом с трупом.

— Я... Я не знаю, как...

— Это меня не касается. А ну, сматывайся отсюда.

— А как же ты?

— Не притворяйся, будто ты заботишься обо мне. Я все равно не поверю.

— Я...

Вон! Убирайся!

Паэс направился к двери, обходя стороной тело Давида. Агу- стии следил за ним. Глаза его впились в спину Луиса, точно дротики.

— Вон!

Оставшись один, Мендоса облегченно вздохнул. Теперь на сцене больше не было посторонних лиц, и он мог начать диалог с Давидом. Агустин припомнил его слова: «Что стало с нами?» Сейчас он мог ответить: