Алессандро Барикко: Эммаус

Я подражал поступкам того крестьянина, что возвращается после града на поле, но мне не хватало его мудрости, его наметанного глаза, которым он смотрит на небеса, понимая, довольны ли они или рассержены.

Прошло какое-то время — точно не помню сколько, — и в газетах сообщили, что на рассвете за городом обнаружили тело трансвестита, наспех захороненное на речной отмели. Его застрелили из пистолета в затылок. Смерть наступила двое суток назад. У трансвестита были имя и фамилия, автор статьи их назвал. Но там также говорилось, что чаще сто звали Сильви — в честь Сильви Вартан.

Эта новость поразила нас, поскольку мы его знали.

Трудно вспомнить, когда именно это случилось, но с некоторых пор мы стали по ночам крутиться около проституток, бесшумно подъезжая к ним на велосипедах. Поначалу мы заглядывались на этих ярких женщин, возвращаясь домой из церкви или с собрания. Потом стали нарочно задерживаться, дожидаясь часа, когда они появятся на углах улиц. Иногда мы гуляем поблизости от них до тех пор, пока они не исчезнут вместе с угасающими огнями города. Мы не можем объяснить, что именно нас в них привлекает, и, разумеется, нам и в голову не придет платить им: ни у одного из нас нет на это денег. Так что нами движет вовсе не намерение переспать с ними; мы любим тихонько подобраться к ним поближе и, очутившись на расстоянии нескольких метров, привстать на педалях и проехать мимо, поднявшись повыше и набирая скорость под жужжание колес. Все это мы проделываем не остерегаясь, уверенные в том, что нас никто не видит: мы как бы существуем в параллельном мире, которого сами не понимаем. Иногда мы проходим там же днем — и едва узнаем этих женщин. Ночью город совсем другой.

Так вот, мы проезжаем мимо них, часто даже не оглядываясь. Однако можем и обернуться, чтобы с другой стороны улицы, издалека, посмотреть на них — на их бедра, грудь, на их высокие сапоги.

Они нам это позволяют. Мы как ночные мотыльки. Появляемся и исчезаем.

Но однажды Бобби остановился прямо перед одной из них, коснулся ногой земли.

— Поцелуешь меня? — спросил он в свойственной ему нагловатой манере.

Проститутка рассмеялась. Она была ровесницей наших матерей — а это совсем иное мироощущение. С тех пор мы осмелели. Впрочем, мы с Лукой — нет, мы продолжали вести себя по-прежнему. А вот Бобби — да. И Святоша тоже, причем как-то по-особенному, как он один умеет — и так, словно уже давно к этому готовился. Ребята стали заговаривать с женщинами, но коротко, чтобы не отпугивать клиентов. А тем, которые нам особенно нравились, мы исхитрялись иной раз приносить пиво. Или сладости. Особенно двум, которые работают на одном и том же углу, на слабо освещенном бульваре. Они отнеслись к нам дружелюбно. Они первые и привели нас к себе домой. Потом мы побывали и у других. Может, им скучно в те ночи, когда нет работы, — и тогда они приглашают нас к себе. В свои маленькие квартирки без имен над дверными звонками.

У них дома невероятного вида лампы и всегда играет радио: его слышно еще до того, как мы входим, когда они вставляют ключ в замочную скважину. Мы поднимаемся по лестнице, потому что в лифте можно ненароком столкнуться с соседями, а потом долго ждем на лестничной площадке, и именно в этот момент нас охватывает страх — а вдруг нас здесь увидят. Может, поэтому эти женщины часто мешкают и долго ищут ключи в сумочке, дразня нас. По лестнице мы поднимаемся, заблаговременно снимая туфли или сапоги, чтобы не шуметь.

В общем, мы сначала были легкомысленны как мотыльки, а потом из этого выросло нечто другое. Это часть нашей жизни, и нам страшно подумать, насколько глубоко она в нас спрятана, ведь на людях мы изображаем, будто стремимся возродить Царство Божье, основанное на порядке и чистоте. Между нашей обычной жизнью и проститутками пролегла пропасть — и тайна. Об этом никому не известно, и мы не признаемся в этом даже на исповеди. У нас не найдется слов, чтобы об этом рассказать. Быть может, днем в нас светится тусклый огонек стыда и отвращения, и догадаться об этом можно по легкой грусти, царящей в нашем сердце, — мы словно надтреснутые сосуды, знающие о своей скрытой ущербности. Однако до конца мы не уверены: граница между нашей обычной жизнью и ночными приключениями кажется непреодолимой, так что никто в них всерьез не верит. Кроме разве что Святоши, который остается в квартирах проституток и после того, как мы оттуда уходим: нам не хочется поздно возвращаться домой, мы не хотим лишних объяснений. А он уже перестал соблюдать предосторожности и часто вовсе не ночует дома. А иной раз пропадает и целыми днями. Но для него все обстоит иначе: им движет его призвание, а у нас его нет, для нас это игра, и мы можем в любой момент остановиться. А он ищет путь, по которому пойдет навстречу демонам.