Ни ему, ни ей это особого удовольствия не доставило.
Ей не нравилась эта пропитанная детским присутствием квартира, ее заурядность, не дававшая простора ее фантазии. Ему же она казалась недостаточно привлекательной как женщина, поскольку выказывала почти полное безразличие к его детям, его роли отца-кормильца и его повседневным трудностям: тема, которая в других случаях, он замечал, вызывала любопытство женщин — как старух, так и молоденьких — и придавала ему привлекательности.
Бла-бла-бла-бла. Сандра включала музыку, громкую музыку. У него была хорошая коллекция пластинок, «Роллинг Стоунз», «Сатисфэкшн» и тому подобное.
Когда они закончили, а музыка еще играла, она встала с дивана, оделась и спросила, не хочет ли он пройтись с ней по магазинам, помочь советом, когда она будет выбирать зимнюю одежду.
— Я помешана на тряпках, — пояснила она снова с тем же высокомерием — и это его взбесило! — как когда она говорила о своей медлительности, своей пассивности в связи с гибелью Китти Г. Она стояла на сверкающей сцене и играла роль.
— У моей мамы был магазин тканей, он назывался «Маленький Бомбей». Маленький Бомбей в заурядном пригороде! Беда. Конечно, все кончилось катастрофой. Магазин разорился. Она не смогла это перенести. Это было для нее таким ударом. Я имею в виду, для моей настоящей мамы. А не той, на ком мой папа собирается жениться ТЕПЕРЬ.
Он понимал, что она играет роль, и господи, господи, он так сожалел, что соблазнил ее. Эта девушка была глубоко несчастна, она была в отчаянье, нуждалась в помощи.
— Тебе ее недостает? — спросил он скорее как учитель, дядечка-заступник, чем как полуобнаженный любовник, который повалил Лолиту на диван в своем собственном доме посреди детских игрушек.
— Она привила мне любовь к нарядам и тканям высочайшего качества.
«Привила»: это было словечко, достойное любителя кроссвордов, и как только она произнесла его, так сразу поняла, откуда оно залетело в ее голову. От Дорис, и теперь это было опасно.
Она наступила на мячик-пищалку на полу, и тот издал звук, который не только не перебил этого настроения, но, наоборот, пробудил в голове новые глупости. Ей надо уходить.
— Иди же. Хочешь ту книгу или нет? Но сначала ты должен пойти со мной как советчик.
Это было так: он задавал правильные вопросы. И это было ошибкой. Что он был какой-то человек. Вовсе не какой-то. Но она не умела с этим обращаться. И он тоже: он слишком хорошо понимал, что ситуация изначально была неправильной. Лучше бы они заговорили о детях, мячике, ощущении утраты и о том, как непросто заменить кому-то биологического отца или мать, это был нормальный разговор. А потом они перешли бы на развод ее родителей (ведь они развелись, верно? Разве она этого не говорила? К своему стыду, он не очень хорошо помнил, что она ему рассказывала) и так далее и тому подобное. Но из этого ничего не вышло, и тогда они отправились в книжный магазин купить ему в подарок книгу, которая называется «Тереза». [4] Роман австрийского писателя Артура Шницлера (1862–1931).
Он поплелся за ней в магазин словно собака. Не из-за книги, а потому что хотел все завершить пристойным образом. К счастью, они прошли мимо магазина одежды. Сандра, казалось, забыла обо всем, когда они вышли на свежий воздух, и он начал свой рассказ.
Они направились прямиком в книжный. Он ее ненавидел. В голове его теснились наполовину сформулированные упреки в ее пристрастии к манерам высшего класса, ее высокомерии, ее развращенной молодости, столь контрастировавшей с его… Всем тем, что служило темой тысяче миллионов классиков, но по-прежнему обладало притягательной силой.
Ein Mann который хочет чего-то.
Ein Mann несчастный в огромном мире.
На сверкающей сцене: она была бессовестной Лолитой, которая увлекала чистого молодого человека в грязь, хотя со стороны все выглядело как раз наоборот.
И это должно было оставаться «тайной». Зевок. Очень увлекательно.
Но чтобы поддержать разговор, пока они шли в книжный магазин, он пересказал ей сюжет того романа, который она собиралась ему купить. Он назывался «Тереза» — первосортная французская классика. В нем рассказывалось о женщине, которая пыталась отравить своего противного мужа — а он был противный, в этом роман сомнений не оставлял. Но тот застал ее с поличным и придумал ей наказание. Оставил ее одну на дворе — они жили посреди леса, а она ненавидела жить в лесу — голодную, одинокую, никому нельзя было с ней разговаривать или дотрагиваться до нее. Но когда она искупила свою вину и при этом едва не погибла, он вернулся на двор, протянул ей руку и отвез в большой город, куда она так стремилась, дал ей свободу, о которой она всегда мечтала, и изрядное содержание. Они расстались в кафе в большом городе, в удивительном настроении, которое было окрашено пусть не совсем дружбой, но новым взаимным уважением.
Читать дальше