Валерий Былинский - Адаптация

И вдруг вода разорвалась, лопнула, как ткань, моя голова выскочила наружу и губы уловили прохладу воздуха. Я задышал так, словно неделю брел по безвоздушной лунной пустыне и наконец наткнулся на оазис воздуха и стал его жадно пить, пить…

Милый, родной мой, что с тобой?

Ты же говорила, что не будешь спрашивать…

Разве я могу это не спрашивать, мой любимый?

Вода и воздух схлынули. Я увидел: надо мной зависли, как две планеты, огромные встревоженные глаза Лизы. Глаза цвета светлого чая.

Я окончательно проснулся, понимаю: мы по-прежнему сидим в креслах, все вокруг спят, самолет летит.

Я понимаю, что жив. И живо все, что внизу…

– Я… Мне сон какой-то приснился… Дикий. Или не сон.

И вдруг почувствовал, что у меня в паху влажно. Оргазм во сне? Или…

– Тебе плохо? Тошнит?

– Нет… то есть… сейчас, – говорил я, поднимаясь.

– Дамы и господа. Через двадцать минут наш самолет совершит посадку в аэропорту имени Хосе Марти в городе Гавана Республики Куба. Просьба не покидать свои места и пристегнуть поясные ремни…

Возле туалета меня настигла бортпроводница.

– Пожалуйста, займите ваше место, мы совершаем посадку!

– Я сейчас, я на секунду только… надо же секунду пожить, – говорил я, – я сейчас, сейчас…

Наверное, выражение моего лица было такое, что бортпроводница оставила меня в покое.

В туалете я руками, в которых трещали токи страха, расстегнул свои джинсы.

Орган был цел и находился в своем обычном съеженном состоянии. Только… Почему-то на ткани трусов были пятна крови. Несколько крупных бурых и еще свежих пятен. Дрожь страха прошлась по груди и по горлу. Я откатывал и закатывал крайнюю плоть. Все цело. Но откуда же кровь?

– Молодой человек? – в дверь постучали. – С вами все в порядке?

– Да, сейчас…

Я быстро стянул джинсы, снял и скомкал запачканные кровью трусы и швырнул их в пластиковый бачок возле унитаза. Сверху набросал скомканной туалетной бумаги. Вновь надел джинсы, плеснул в лицо себе воды из-под крана.

Нетвердыми шагами дошел до Лизы, сел в кресло.

– Ну как ты? – спросила она.

– Все нормально, Ли. Знаешь… – шепнул я ей на ухо, – у меня такое ощущение, что я стал мужчиной… – и рассмеялся.

Лиза растянула губы в своей длинной улыбке, затем кивнула и расширив глаза, смешливо произнесла:

– Да? Ну наконец-то. Не бойся, я с тобой, мой мужчина.

Обвив меня своими длинными, как ветви, руками, она прижалась к моей щеке.

– В каком отеле вы собираетесь остановиться?

– «Куба Либре».

– Может, «Гавана Клаб»? «Мутусалем», «Каней»? – усмехается усатый таможенник. – У вас есть подтверждение на резервирование номера в отеле?

– Конечно, все есть. Конечно, мы выпьем «Гавана Клаб», «Мутусалем», «Каней» за этот славный юбилей. Куба – это праздник, который всегда с нами. Каждый день юбилей. Мы любим Кубу. Куба – наша самая любимая женщина, и мы приехали признаться ей в любви. Я люблю тебя, Куба!

Таможенник качает головой, говорит с усмешкой стоящему рядом коллеге «русо» и отдает нам наши паспорта.

Накатывают густые волны мокрого воздуха. Воздух касается тела, как теплая влажная простыня. Капельки воды оседают на руках, на лице. Словно вошли в один огромный предбанник. Пахнет чем-то бархатным, терпким. Такси в центр Гаваны. За рулем полная негритянка с большими красно-синими губами. По краям дороги плывут деревья, на них, как огромные маки, пятна красных цветов. Таксистка все время вертит головой, о чем-то говоря с нами, но мы не понимаем ни слова, хотя я в руках держу русско-испанский разговорник.

– На набережную, мар, Малекон, – говорю я, смотря в разговорник.

– Малекон?

– Си.

Наше такси, понтиак каких-то древних годов, задребезжало и заглохло, когда мы въехали в центр Гаваны.

Негритянка о чем-то громко заговорила, жестикулируя руками, вышла из машины и открыла капот. Пояснила нам, что машина умерла (муэрте!), сложив руки на груди и закрыв глаза.

– Малекон, – с улыбкой махнула она рукой вперед, указывая нам путь.

Мы шли по заполненной людьми улице, окруженной выбеленными солнцем высокими каменными домами с колоннами и балконами. У открытых дверей этих домов, на ступеньках, сидели старики в широких пальмовых сомбреро, дети и женщины. Они сидели, дремали, или о чем-то разговаривали, или смотрели на нас. К нам подскочил темнокожий кубинец в шортах и порванной майке, стал что-то быстро тараторить на смеси испанского и английского: