Владислав Былинский: Конструктор сущностей

Каждый человек -- зародыш Вселенной. Реинкарнационное колесо несется к Большому Взрыву, раскидывающему семена миров по космической целине. Человек в равной степени не способен постичь вечность, заложенную в его хромосомах, -- и бесконечность изначального языка, которую тщатся выразить бессильные человечьи слова: ребенок, изумляясь миру, чертит на листке бумаги какие-то кривульки; верный пес, страдая, хочет поговорить по душам с хозяином.

Но человеку разрешено видеть скрытое, понимать недосказанное, помнить несуществующее. Человек рождает Созерцателя, Толкователя, Летописца.

Мир без Созерцателя -- закрытая книга.

Мир без Толкователя -- блуждает без цели меж звезд.

Мир без Летописца -- не имеет знака на картах вселенной.

Поэтому человек и обязан стоять в центре мира.

Становиться его подмастерьем.

Мастером.

Демиургом.

Пять затворенных дверей на лестничной площадке. Одна из них -- дощатая, прочная, покрытая светло-коричневым лаком -- по всей видимости, заслуживала внимания. Человек в штатском -- молодой, худощавый, ладный, рост выше среднего, волосы темные, прямые, глаза серые, особых примет не имеется -- смотрел на дверь сосредоточенно и с явным интересом. Затем он перевел взгляд на мокрые следы, которые начинались от этой двери. Кто-то совсем недавно босиком, прямо из ванны, выскочил из квартиры, шагнул вперед -- и исчез.

Человек в штатском оказался здесь не случайно. Будучи полевым агентом службы Обнаружения Мутаций и Общего Надзора, он занимался выявлением и пресечением нежелательных контактов. Контакты в Надзоре толковались расширительно, охватывая любые известные -- и даже не очень известные -- иррациональные или нелегальные воздействия на человека. Поэтому сотрудник Надзора, носивший имя Богун, был обучен вовремя подмечать необычайное. За последние годы необычайное распространилось по всему миру и стало для его организации крайне неприятной обузой.

Стараясь двигаться бесшумно, он подошел к двери. Прислушался: ни звука. Он мог ошибиться этажом, но следы… Свежие, отчетливые мокрые следы. Воздух сухой, через несколько минут они исчезнут. Он почти успел застать феномен.

Богун нажал на кнопку звонка. Никакого отклика. Прекрасно. Поставил чемоданчик у стены возле лифта, спустился на несколько ступенек. Окно, выходящее во двор, мутно глядело на площадку подбитым глазом. Придется ждать. Он умел ждать. Ожидание следовало заполнить чем-нибудь. Например, можно было курить. Или делать вид, что куришь. Ожидая, он никогда не пытался для отвода глаз изображать какую-нибудь целенаправленную деятельность, представляясь инспектором жилбылкома или мастером по антеннам. Он считал такой маскарад неэффективным и опасным, хотя и знал, что кое-кто практикует подобные методы; но подобные методы слишком обязывают. Необходимо держать в памяти множество подробностей, составляющих легенду, в противном случае неизбежны проколы.

Подходя к подъезду, он обратил внимание на желтые разводы в снегу: здесь часто выгуливали собак. Не нужно быть мудрецом, чтобы сделать вывод об относительной обеспеченности жильцов квартала. Одна из таких собак, сопровождаемая худеньким подростком в ушанке, дубленке и толстых сапогах с подогревом, не отрываясь, смотрела сквозь стекло на Богуна. Конечно, Богуна она не могла увидеть. Собаки иногда чувствуют феномен. Подросток, типичный маменькин сынок, отпустил поводок, и пес лениво затрюхал к ряду открытых мусорных баков, благоухающих на всю вселенную.

Его обнаружит каждый, кто поленится воспользоваться лифтом. Выглянет кто-нибудь из любой квартиры, отметит его топтание на месте, и спустя полчаса-час начнутся вопросы, подозрительные взгляды, косые полуулыбки. Проще всего отмалчиваться, не давая ни малейшего повода к выяснению обстоятельств его пребывания здесь. Не самый лучший наблюдательный пункт, но что поделаешь. Отсюда, по крайней мере, хорошо просматривается пешеходная полоса, ведущая к подъезду.