Эктор Мухика - Две новеллы

Усмешка тронула его губы.

Вот они, снова рядом, те три окна. Высокие, как двери, забранные решетками три окна. Сурово и надменно отгораживают они от людей свой потаенный мир. Для человека с воображением они — ослепшие зенницы, светила в затмении, мертвые бабочки, пронзенные булавкой коллекционера. Но сегодня их уже не три. Сегодня среднее наглухо закрыто внешними ставнями, и не видно решеток, и не мелькает женское лицо. Человеческое лицо — мерило и выразитель личности. Лицо в заточении так же мало говорит о человеке, как изуродованное ожогами или ранами. На лице глаза — это птицы, неустанно трепещущие крыльями в вечном полете. Одно из трех лиц, бывшее еще вчера, сегодня не существует, исчезло. Из двух боковых окон, сквозь решетки едва слышно доносились два голоса, и водянистые глаза, глаза медузы, готовые вот-вот раствориться, следили за прохожим.

Той же ночью он покинул городок.

Он остановился. Зло и резко затормозил у самой заставы. Рявкнул клаксон. Пожилой, морщинистый человек вышел из будки. У него были усы, подстриженные на прусский манер. Он пристально посмотрел на приезжего. Они узнали и поняли друг друга. Дежурный снял с крюка тяжелую железную цепь, и автомобиль, рванувшись с места, проскочил заставу. Дежурный не уходил в будку, пока не рассеялась вокруг него завеса пыли.

Стояла душная жара. Машина совсем скрылась под толстым слоем пыли. Городок был полон мушиного жужжания. Приезжий вылез из машины, вошел в бар и спросил виски.

— Не имеется, — сказал бармен.

— Тогда коньяк.

Но коньяка тоже не было.

Приезжий проглотил залпом стопку рома, обжегшего горло. Лучше бы попросить какого-нибудь освежающего напитка, но он просто умирал от желания оглушить себя алкоголем. Он хотел алкоголя —-и точка.

Он пересек Главную улицу. Часы на щитке машины показывали половину пятого вечера. Вот уже час он снова в этом городке.

Он свернул влево и подъехал к пансиону — старому и, сколько он помнит, единственному в городе пансиону.

Под холодным душем он несколько умерил одолевавшую его жажду. Затем стал причесываться, готовясь выйти побродить по улицам. Зеркало было то же, что и пятнадцать лет назад. То же, что и в первый его приезд сюда. И номер в пансионе на Главной улице городка — тот же. Медленно завязывая галстук, он разглядывал в зеркале свою поседевшую голову, морщины на лице.

— Уже сорок, — подумал он вслух.

С тех пор, со дня его появления на свет в столице, прошло сорок лет. Двадцать из них — в родительском доме, пока отец не предложил ему убираться. И двадцать — в нескончаемых разъездах по иссохшим от зноя проселкам. Эти двадцать были наполнены счетами, накладными, образцами товаров.

— Наши товары поступают прямо из Нью-Йорка... Наши агенты сами, без посредников, выполняют заказы... Наш торговый дом пользуется наилучшей репутацией среди импортных фирм страны... Наша финансовая стабильность исключает риск... Наш торговый дом в будущем году значительно расширяет радиус действий... Наши служащие исполнительны и деятельны... Наши почтовые переводы застрахованы. . Наши цены самые доступные...

Двадцать лет, заполненных притяжательными местоимениями.

Двадцать лет он повторяет эти местоимения, не отдавая себе отчета в том, что делает. Наши товары, наш торговый дом, наши служащие, наша стабильность. Но ведь он даже представления не имеет, кто выполняет заказы клиентов, кто пересылает их в Каракас и в чей карман идут прибыли. Да, ему известно, что торговая фирма, в которой он служит, официально зарегистрирована на внутреннем рынке и что он должен говорить «наш торговый дом». Быть может, поэтому к нему относятся повсюду с таким уважением. Но только его домом были пансионы и отели. Его дом. Его дом — вот эта меблирашка на Главной улице. Или номер в городском отеле. Или дорога.

Он позвал хозяйку. А она что за человек, эта толстуха, которая, чуть что, начинает трястись в приступе смеха и конвульсивного кашля? А управляющие отелей, гостиниц и пансионов в городах и селениях — что они за люди? Он знал только одно: они радушно встречают по приезде и очень любезно вручают счет при прощании.

— Когда сеньор снова навестит нас?

— Возможно, в конце года.

Хозяйка пансиона на Главной улице не спросила его в первый раз, вернется ли он и когда. Во второй раз она тоже не спросила. Только смеется, вот как сейчас. Пожалуй, с годами она становится все смешливее. От нее он узнал историю дома о трех окнах.

Неторопливо он вышел на улицу. Жара все не спадала. Стоит пройти несколько кварталов, как чувствуешь себя смертельно уставшим. Он вернулся в пансион, сел в машину — здесь было прохладно и удобно.