Сергей Довлатов - Интервью

— Ваша жена из рабочей среды?

— Ее родители — артисты Крымской филармонии. Там-то мы и познакомились.

— В филармонии?

— Нет, на пляже. Я жил на сборах в Крыму, а Катя собиралась поступать в местное педучилище.

— Чем же она вас привлекла, помимо внешности?

— Не знаю. Разве это можно объяснить?

— Может быть, она была, ну, что ли, культурнее вас, образованнее?

— Возможно.

— Вы проверили себя раньше, чем отправиться в загс?

— В смысле было ли у нас чего до брака?

— Нет, я имею в виду совсем другое. Вы все взвесили, прежде чем пойти на такой серьезный шаг?

— Черт его знает! Вот говорят, семь раз отмерь… Но ведь портновский метр в таких делах ничего не решает. В общем, я ни о чем не жалею. Все произошло очень быстро… Море, юг, каждое слово многое значит в такой обстановке… Но я ни о чем не жалею.

— Вы говорите так, как будто самого себя хотите в чем-то убедить…

— Ошибаетесь, я говорю правду.

— Как же протекала ваша супружеская жизнь?

— Мы поженились. Около года были вместе. Все шло нормально. Потом меня забрали в армию. Раньше я не думал об этом, но когда женился, перспектива уехать на два года меня уже не прельщала. Но что поделаешь? Зимой Катя приехала ко мне. Знакомый старшина дал ключи от своего дома, и мы жили в нем три дня. Тогда-то и поссорились впервые, даже не поссорились, а просто Катя сказала, что не может и не хочет больше ждать и что она уезжает. Мне оставалось служить еще долго…

— Что же было потом?

— Что потом? Потом через восемь месяцев родилась недоношенная Нюшка.

— Вы хотели сына? Расстроились, наверное?

— Нет, я хотел девочку.

— Почему, если не секрет?

— Они беззащитные и нуждаются в тебе.

— А ваша жена, как она реагировала?

— Положительно. Но ее немного угнетали пеленки и вся эта возня. Понимаете, она всегда мечтала о какой-то другой, замечательной жизни, покупала иностранные журналы, польский «Экран», и все такое. Может, тайно ей хотелось сниматься в кино. А я доказывал, что самое главное происходит в нас самих и никакой другой жизни нет…

— Боюсь, что вы делали это в резкой форме.

— Светским манерам не обучен.

— Нашли чем хвастать! Все почему-то думают, что вежливость, как правило, маскирует пороки, а хамство — лучший наряд для добродетели.

— Это цитата?

— Это мое наблюдение, выраженное в афористической форме.

— Значит, я хам?

— Не знаю. Но максималист, уж это точно.

— Что такое максималист? Зануда?

— Вы требуете от людей, чтобы они были такими же, как вы. А ведь существуют мягкие, чуткие души, ваши безапелляционные суждения ранят их.

— Я называю черное черным.

— В каждом цвете все оттенки спектра. И тот, кто этого не видит, слеп. Впрочем, мы перешли в область метафор.

— Сами заговорите о чем-нибудь, а потом жалуетесь, что отвлеклись…

— Роды прошли благополучно?

— Перед этим Катя страшно заболела, и тут я понял, как она мне дорога. Я думал, пусть лучше умру, чем перестану когда-нибудь о ней заботиться.

— Но все кончилось благополучно?

— Более или менее. Сначала я очень боялся, а потом стало ясно, что все кончится хорошо.

— Откуда эта уверенность?

— Произошло нечто сверхъестественное. До сих пор не могу разобраться. Когда я пришел в больницу, все медсестры казались мне красивыми, здоровыми и злыми. Они разговаривали таким тоном, как будто пьяный привязался к ним на танцплощадке. Я их ненавидел и думал, что Катя умрет, такие они были рядом с ней здоровые и бессердечные. Я приходил туда несколько раз, и все меня избегали. Одну сестричку я буквально заставил поговорить со мной о Кате. И вдруг я заметил, что она некрасивая и смахивает на серьезного, умного пацана. А на халате у нее чернильное пятно. Вот тут я почувствовал, что Катя обязательно выздоровеет. Не знаю, чем это объяснить…

— Любопытно, но мы катастрофически отвлеклись. Я ведь, по сути дела, еще не приступил.

— Хорошо, давайте в темпе.

— Итак, родилась дочка…

— И опять начались ссоры.

— Что же служило причиной?

— Не знаю, может, вы и правы насчет фиалок к. прочего… Я усталый приходил домой, иногда грубил. Как-то раз являюсь после собрания, есть охота, а Катя мне и говорит: «Тебе не кажется, что все дни недели различаются между собой по цвету? Понедельник — синий, вторник — оранжевый…» Я дверью хлопнул и пошел хоккей смотреть. Кроме того, мы жили в тесноте… Не знаю…

— Вам неприятно говорить на эту тему?

— Приятного мало. Но это все чепуха, пройдет и забудется. На перстне какого-то там царя Соломона было вырезано: «Все проходит».