Сергей Довлатов - Интервью

— А что за работу предложили в ПТУ?

— Мастером, настройщиков обучать.

— Денег меньше?

— И денег меньше.

— Но ведь это почетно: готовить кадры, воспитывать молодых рабочих…

— Я не хочу никого воспитывать. Я сам хочу работать. Для этого есть пенсионеры. У них авторитет, опыт, их скорей послушают. Меня пятилетняя Нюшка и та не слушается…

— Кто это — Нюшка?

— Дочь… Я из цеха уходить не собираюсь. Пусть даже и в отдельную квартиру. Раньше-то мы с отцом в двух комнатах жили, как цари. А сейчас уже шестеро стало нас в этих двух комнатах. А комнаты маленькие, тесно. Отец свою желудком называет. Пойду, говорит, в желудке полежу. Да еще дети. Нюшке пять лет, Леньке папашиному — семь. Он ей видите ли, дядей приходится. В общем, жена и начала меня пилить, чтобы я шел в ПТУ… с квартирой. Работа чистая, в одну смену, при галстуке ходишь… У нас с жильем давно все это тянется. В прошлом году чуть было не выгорело. Квартиру давали, тип один из бриза меня обошел…

— Прохвост какой-нибудь?

— Да я его толком не знаю. Старичок… Надо было идти, доказывать… Посмотрел я на его лысину и махнул рукой. Ну, куда с моей-то будкой против старика, неудобно…

— И не жалеете?

— Обидно, в общем… Сейчас бы подумал, прежде чем решать.

— Но факт остается фактом. Вы пренебрегли личными интересами.

— Вроде бы пренебрег… Дурака свалял. Капитулировал перед лысиной.

— Но вы испытали моральное удовлетворение?

— Что-то вроде.

— А нет ли во всем этом некоторой доли тщеславия? Мол, все кругом будут говорить о моем благородстве…

— Хоть бы и так. Разве это важно! Лишь бы делать по совести.

— Слушайте, я уже полчаса с вами беседую, а конца не видно. Не будем отвлекаться.

— Не спешите. Все равно обеденный перерыв начался. Есть хотите? Мне каждое утро соседка завтрак сует.

— Симпатичная?

— Весьма. Ей семьдесят четыре года… Держите. И кофе есть в термосе.

— Так, значит, вы переехали, а жена осталась? Но что конкретно было поводом для ссоры?

— Я уж не помню. Летом они хотели Нюшку в санаторий отправить, я не дал…

— Почему, если не секрет?

— Санаторий для больных, а Нюшка здорова. Есть нормальные детские сады. У них там какая-то Сима в горздраве…

— Ну, хорошо. Я все понимаю. Вы коммунист и живете для народа. Но ведь и я народ, и вы народ, и ваш отец народ, и ваша жена тоже. Даже Нюшка, и та народ. Надо же и о них подумать.

— Надо.

— Что же будет у вас с женой?

— Не знаю.

— Среди моих друзей четверо уже развелись. А начнешь расспрашивать, все говорят, ничего не произошло. Жили вместе, ходили к приятелям, спорили об искусстве, а потом оказались чужими. Один писатель говорил, что люди женятся не потому, что созданы друг для друга, и даже не потому, что испытывают взаимное расположение, а просто случайно оказываются вместе. Как будто невидимая рука выбросила на сукно горсть фишек, и две из них упали рядом…

— Бросьте, это у голубей такая жизнь. А человек, он может выбирать. Поэтому и ошибиться страшно…

— И все-таки времена Шекспира прошли.

— А настоящая любовь и во времена Шекспира была редкостью. Иначе он не сочинил бы Ромео и Джульетту.

— Но ведь ошибаются люди. Самые умные, самые честные и те ошибаются.

— Что и говорить, материя тонкая. Тут и в другом человеке нельзя ошибиться и в себе. А ведь о себе мало кто правду знает. Слишком близко предмет расположен, не видно…

— Послушайте, я все-таки хотел бы знать, для чего приходил этот тип?

— Лева Махаев?

— Да. Вы говорили, что он вам неприятен.

— Ну его к черту!

— А вы не хотели бы мне обо всем этом рассказать?

— Не хотел бы. Но могу. Тем более что об этом на собрании речь пойдет.

— Когда?

— Сегодня, после четырех.

— Стоп. Одну минуточку. Давайте так. Покончим с вашей биографией и перейдем к текущему моменту.

— Закуривайте!

— Что вы можете рассказать о своем детстве? Вы, конечно, были пионером?

— Да, был.

— А потом?

— Потом со шпаной связался.

— В каком смысле?

— После войны хулиганья было много. Да и район у нас такой.

— То есть вы хотите сказать, что участвовали в борьбе с нарушителями общественного порядка?

— Нет, я у них на атасе стоял.

— Вот как… И чем же вы занимались вместе с этой, как вы говорите, шпаной?

— Курили, дрались, яблоки воровали со склада…

— Но потом вы преодолели дурные влияния?

— Вроде бы преодолел.

— Каким же образом?

— Опротивело все это… То есть я вдруг представил себя на месте тех, кого мы били, над кем издевались…