Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

— Капитан Хансен не смог добраться до берега, — ответил я коротко, почувствовав укол совести из-за своего вранья.

— Вам, верно, ванну нужно принять и поесть. А после я запишу ваш отчет.

Слуга-туземец в столь же безупречно белой одежде, как и его господин, приготовил мне ванну. Я снял грязную, рваную одежду и присмотрелся к своему отражению в большом, в полный рост, зеркале в золоченой раме. Зрелище явно не заслуживало такого роскошного обрамления. Я исхудал так, что кости торчали, все тело было в синяках. Лицо также свидетельствовало о перенесенных испытаниях. Царапины еще не зажили. Одна рассекала правую бровь, другая красной чертой шла через щеку. Я был больше похож на потасканную портовую сволочь, чем на потерпевшего кораблекрушение; удивительно, что консул сразу не прогнал меня.

Я чувствовал, что отчет о кораблекрушении — простая формальность. Никто не станет проводить следствие, и официальные власти в дело вовлечены не будут. Я мог бы спокойно смешаться с жителями Апии. Никто и не заметил бы, что на берегу стало одним бродягой больше.

Ложь, которой я себя опутал, была совершенно не нужна. Но, раз начав, я уже не мог отступить.

Генрих Кребс едва ли представлял собой угрозу. Он больше походил на человека, которому требуется подтверждение собственной значимости. Так что я, видимо, был нужен для того, чтобы он на день почувствовал себя благодетелем и развлекся, поскольку веселья с ураганом ему явно оказалось мало. Он внушал мне то же чувство, что и большинство белых, которых я встречал на Тихом океане. За фасадом их цивилизованности и стремления к порядку всегда таилось нечто иное.

Но меня не интересовали тайны Генриха Кребса. В последнее время открытий и так хватало.

Выйдя из ванной, я обнаружил на стуле белый костюм, а на полу — пару начищенных мелом парусиновых туфель. Наверное, Генрих Кребс одолжил мне собственную одежду, но я был порядком крупнее, так что и брючины, и рукава оказались коротки. Сорочка не застегивалась на груди. Туфли не налезли. Выйдя к обеденному столу босиком, я все еще походил на бродягу, но на бродягу удачливого.

В столовой царили тень и прохлада. Белые, до пола шторы пропускали не много света. На дамастовой скатерти стояли фарфор, серебро и хрустальные бокалы. Я сиживал за многими столами, но ни один из них не мог сравниться со столом Генриха Кребса.

А вот он и сам появился. Без шляпы, волосы песочного цвета гладко зачесаны, густо напомажены.

Накрыто было на двоих.

— Вы живете один? — спросил я.

— Обустраиваюсь. Жена и трое детей приедут позже.

Внесли еду.

— Небольшой сюрприз, — сказал Генрих Кребс.

Я глаз не мог оторвать от водруженного передо мной фарфорового блюда. И произнес датское слово, потому что не знал немецкого названия этого чудесного кушанья:

— Флескестай [20] Флескестай — свиное жаркое с хрустящей корочкой. Традиционное блюдо датской кухни. .

— Да, флескестай, — сказал мой хозяин, почти безошибочно подражая моему произношению. — Я ведь бывал в Дании, а свинина — любимое блюдо и датчан, и немцев. Хрустящая корочка, как мне известно, у вас особенно ценится, но нам, к сожалению, придется обойтись без этого. Так далеко таланты моего в остальном превосходного повара не простираются.

Кребс наблюдал за мной. Взмахнув рукой, он произнес:

— Столько всего надо привезти! Можно воссоздать родной дом, окружить себя любимыми вещами, своей культурой, читать давно известных писателей, есть знакомые с детства блюда, говорить на родном языке, как сейчас. И все же это не то. Что-то все-таки воссоздать нельзя. И быть может, именно то, от чего когда-то хотел сбежать. Я часто задаюсь вопросом: почему люди уезжают из дому? Почему вы здесь? Перенесли кораблекрушение, всякие невзгоды. У вас это на лице написано. Но почему?

— Я моряк.

— Конечно моряк. Но почему вы моряк? Ведь не сам же Господь простер указующую длань и повелел вам уйти в море? Наверное, это ваш собственный выбор?

Я покачал головой:

— Мой отец был моряком. Два моих брата — моряки. Моя сестра замужем за моряком. Все мои школьные товарищи ушли в море.

Разве Балтийского моря вам не было достаточно? Большинству ведь хватает. Почему Тихий океан? Что вы надеетесь здесь найти?

Мне не нравилось любопытство Кребса, если это было любопытство. Может, он просто наслаждался звуком собственного голоса. Но Кребс слишком близко ко мне подобрался, а я не собирался исповедоваться. И опустил взгляд в тарелку, сосредоточился на еде.