Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

Прошло две недели. И вот как-то он вернулся домой и застал в гостиной Клару Фрис. Она сидела на краю дивана и поднялась, когда он вошел. На ней было то же платье, что и в тот злополучный вечер. Под тонкой, свободно спадающей тканью угадывались очертания тела.

— Меня впустила ваша экономка. Я сказала, у меня важное сообщение.

Он встал в дверном проеме, в глазах застыл вопрос. Понимал, что ведет себя невежливо, но страх совершить опрометчивый поступок удерживал его на месте. Нахлынуло то самое чувство, которому в беспокойные часы, проведенные в яле, он не смог дать определения: как и в тот вечер в темной прихожей, Альберт испытывал одновременно страх и возбуждение.

— Дело в Кнуде Эрике, — сказала она. — Он не понимает, почему вы с ним больше не видитесь. Каждый день о вас спрашивает, но сам прийти не решается. Вы его совсем бросили?

Она посмотрела ему прямо в глаза, как будто имя Кнуда Эрика заставило ее забыть о страхе.

— Дорогая Клара, — произнес он, подошел и взял ее за руки.

Она посмотрела на него. Глаза тут же покраснели.

— Дело не только в этом. Я ужасно скучаю!

И, вырвав руки, она обняла его за шею, прижавшись губами к губам. Его тут же охватила ярость. Он схватил ее за талию, чтобы оттолкнуть, но руки его не слушались, и он прижал ее к себе, целуя грубо, без нежности. Она откинулась назад, он повалил ее на диван и, тяжело опустившись сверху, дернул за подол платья.

— Подождите, подождите, — простонала она. И задрала юбку.

Его злость не утихала. Войдя в нее со вздохом, он сильно ударил ее по лицу. В момент возбуждения ему казалось, что это самозащита, протест против ее молодости, против соблазна. И вот он уже со стоном обмяк, удовлетворенный едва ли не больше этим ударом, чем ее податливым телом, которое он едва видел и чувствовал. Она прижалась к нему, по-видимому равнодушная к пощечине, после которой на ее щеке осталось жгучее красное пятно.

Его голова покоилась на ее мягкой груди. Он с неприязнью подумал, что в руках этой женщины чувствует себя беззащитным ребенком. Альберт уже понял, что попался. Что снова окажется там же и снова ударит ее. Покраснев от стыда, он вырвался из ее объятий и принялся приводить в порядок одежду. Она села рядом и положила голову ему на плечо. На лице алело пятно.

— Я вам не безразлична? — спросила она. — Я вам правда не безразлична?

— Нет-нет, — сказал он с раздражением. — Дайте же мне привести в порядок одежду.

Он не узнавал себя. Победа не принесла торжества. Вместо этого в нем нарастало ощущение свершившейся катастрофы.

Она встала и подошла к зеркалу, висевшему над комодом, чтобы поправить волосы. Закончив, обернулась:

— Что мне сказать Кнуду Эрику?

Он пожал плечами и отвернулся.

— Он знает, что я была здесь. Он очень расстроится, если вы его бросите.

— Я зайду за ним завтра. Пойдем за креветками.

В прихожей они вернулись к соблюдению формальностей, подали друг другу руки на прощание. Казалось, что маленькое темное помещение было шлюзовой камерой, ведущей наружу, в город с его вечно дотошными взглядами. Он провожал ее, стоя в дверном проеме. На другой стороне улицы по гранитным ступеням банка поднималась супруга мануфактурщика Йенсена. Он кивнул ей. Из-под полей черной соломенной шляпы она глянула на Клару и только затем сдержанно кивнула в ответ. Его разоблачение началось.

Когда назавтра он пришел за Кнудом Эриком, мальчика не было дома. Он побежал за молоком, но скоро вернется, объяснила мать. Эдит спала после обеда. К своему ужасу, он увидел, что пол-лица у Клары опухло, щека переливалась всеми цветами радуги.

— Не смотрите на меня так, — попросила она, взяла его руку и ласково приложила к своей щеке. — Ничего страшного.

Клара стояла, прислонившись к кухонному столу, протянув к нему руки, желая притянуть к себе. Он отвернулся, но тело откликнулось на приглашение. И снова это ощущение, эта неописуемая старческая эрекция. Задирая ее юбку, Альберт ненавидел себя. И снова он вторгся в нее, но на сей раз быстро обмяк и выскользнул. Он совсем было забыл о мальчике, но тут внезапно вспомнил и почувствовал, насколько безответственно их безрассудное спаривание.

Она все еще прижимала его к себе. На этот раз Альберт ее не ударил, но яростно вырвался. Он не знал, что они пытаются друг в друге найти, и сказал ей об этом:

— Ничего хорошего из этого не выйдет.

Она не ответила, лишь положила голову ему на грудь. В ней была какая-то слепая покорность, которая не находила в нем сочувствия, а только усиливала злость.