Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

— Жара стояла как в аду, — сказал Лаурис. — Но наверху стало прохладнее. Я увидел задницу святого Петра и понял, что не умру.

— Но как ты выбрался на берег? — спросил Малыш Клаусен.

— Пешком, — ответил Лаурис.

— Пешком? Только не говори, что можешь ходить по воде.

— Я шел по дну.

Лаурис остановился и указал на свои сапоги. Идущие сзади врезались в его широкую спину, в колонне возник беспорядок. Подбежал солдат, толкнул Лауриса прикладом.

Тот обернулся.

— Легче, легче, — бросил Лаурис снисходительно, поднимая руку в примиряющем жесте. Затем снова встроился в колонну и приноровился к общему ритму.

Солдат продолжал идти рядом.

— Я не хотел сделать тебе ничего плохого, — сказал он по-датски с южноютландским выговором.

— Ладно, забыли, — ответил Лаурис.

— Я слышал о тебе, — сказал солдат. — Это же ты взлетел на воздух вместе с «Кристианом Восьмым», а потом приземлился на ноги?

— Да, я, — с большим достоинством ответил Лаурис и расправил плечи. — Я приземлился на ноги с Божьей помощью и с помощью болотных сапог.

— Болотных сапог?

Настал черед Эйнара удивляться.

— Да, — произнес Лаурис таким тоном, будто объяснял что-то ребенку. — Благодаря болотным сапогам я приземлился на ноги. Ты никогда не примерял мои сапоги? Они весят полтонны. Никто в таких на небе долго не задержится.

— Ну, прямо как Воскресение Христа, — ахнул солдат.

— Чепуха, — буркнул Лаурис. — Иисус не носил болотных сапог.

— И задницы святого Петра не видал, — добавил Малыш Клаусен.

— Вот-вот, — поддакнул Лаурис и снова пустил бутылку по кругу.

Солдату тоже предложили, и, бросив украдкой взгляд через плечо, он отхлебнул из горлышка.

Мы шли весь день, и наше веселье быстро улетучилось. До Рендсбурга было четыре мили [8] Старинная датская миля равнялась 7,5 км. . Из домов поглазеть на нас выходили крестьяне — мы даже голову не поворачивали. От былого задора не осталось и следа. Большинство вяло двигалось вперед, не отрывая глаз от пыльной дороги. На всех навалилась свинцовая усталость, вот только непонятно было, ноги ли оказались причиной того, что мы пали духом, или головы. Все нам стало безразлично; мы, как пьяные, натыкались друг на друга, хотя в действительности один лишь Лаурис пребывал в блаженном опьянении. Бедственное наше положение его как будто не касалось: шел себе, напевая отнюдь не благочестивые песни, хоть и нанес визит самому Господу. Но вот и он умолк и принялся переставлять ноги с отрешенным видом, словно умудрился проспаться на ходу.

Время от времени мы останавливались попить у какого-нибудь пруда. Солдаты приглядывали за нами, опустив штыки, а мы наполняли шапки водой и пускали по кругу. Затем движение возобновлялось. На середине пути охрану сменили. Эйнар и Малыш Клаусен попрощались со своим конвойным. Лаурис же пребывал в собственном мире. Наш солдат посмотрел на него в последний раз и перекинулся парой слов с занявшим его место новым, прусским конвойным. Тот недоверчиво глянул на Лауриса и покачал головой, но оставшуюся часть пути непрерывно на него косился.

К вечеру, когда сгустились сумерки, мы добрались до Рендсбурга. Слухи о сражении уже дошли сюда, дорога и крепостные валы кишели людьми, пришедшими поглядеть на пленных. Мы миновали городские ворота, мост, затем внутренние ворота и оказались на узких улочках городского центра. Нас окружали тысячи людей, конвойным пришлось прибегать к оружию, чтобы держать любопытных на расстоянии и обеспечивать нам проход. В толпе стояло много красивых девушек, и ужасно было видеть, с каким презрением они на нас смотрят.

Нас разместили в большой старинной церкви. На полу было навалено столько соломы, что помещение скорее походило на амбар, нежели на дом Господень. Мы целый день ничего не ели, теперь нам выдали мешки с печеньем и теплое пиво. Столетнее печенье во рту рассыпалось в пыль. Но пиво пошло нам на пользу, и вскоре мы уже спали без задних ног, разлегшись по всей церкви.

На следующий день, в субботу Пасхальной недели, мы осмотрели помещение, прикинули, как лучше разместиться, разыскали одних друзей и узнали о гибели других. Среди нас были моряки и с «Гефиона», и с «Кристиана Восьмого». В церкви имелось несколько отдельных помещений со стульями и со шторами на окнах. Их тут же заняли, и обладание такой комнаткой считалось привилегией. Мы, марстальцы, расположились в комнатке у хоров. Прочие тоже держались кучно: там — жители Эрёскёбинга, там — парни с Лолика, тут — с Фюна, Лангеланна… По церкви, устланной соломой, можно было, как по карте, изучать географию.