Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

Так что Лаурис лежал на соломе или прогуливался, скрестив на груди руки и нахмурив брови.

— Он думает, — полным благоговения голосом говорил Эйнар.

Эйнар был единственным из всей толпы приверженцев Лауриса, кто остался ему верен. А ведь эта толпа могла бы вырасти в целый приход, захоти того сам Лаурис.

У прочих же настроение улучшилось. Мы сбились в группки, и изо всех углов церкви звучали песни и музыка. Сначала мы объединялись с ребятами своей области, острова или города, а на остальных смотрели как на полуврагов. Но музыка нас вновь соединила. Вот сидит островитянин с ютландцем, а вот парни с Лолланна и с Зеландии — лишь бы голоса сочетались, а к диалектам уж как-нибудь притерпимся. Но звучность нашим голосам все так же придавал самогон.

Через несколько дней Малышу Клаусену пришло письмо из дома, от матери. Она писала о роковом Чистом четверге, когда состоялась битва. Эйнар и Лаурис присели рядом с ним на солому, и Торвальд Бённелюкке подошел тоже. Мы так ждали новостей из дома, и Клаусен стал неуверенно, с большими паузами, читать вслух.

С самого утра в Марстале был слышен грохот канонады, как будто сражение разворачивалось прямо у мола, а не по другую сторону Балтийского моря. Особенно во время проповеди пастора Захариассена в церкви стоял такой сильный грохот, что пол трясся под ногами. Пастор так разволновался, что даже заплакал.

К обеду все стихло. Но марстальцам было неспокойно. Вместо того чтобы идти домой обедать, горожане ходили по улицам и обсуждали ход битвы. Немногие сведущие в военном деле, такие как столяр Петерсен, старый Йеппе и даже госпожа Вебер — все ветераны той самой великой ночной мобилизации, когда мы решили, что на нас напали немцы, — решительно утверждали, что датчане не могут не победить. Линкор невозможно одолеть силами наземной батареи. Уж наши задали немцам жару. Весь день мы слушали сладкую музыку победы.

К вечеру раздался столь страшный грохот, что осели меловые скалы у Водерупа. Ночью в Марстале никто глаз не сомкнул, мучительно размышляя об исходе битвы. Новости достигли города только в Страстную пятницу, ужасающе долгую, какой, наверное, была она для нашего Спасителя, и тут все худшие опасения оправдались.

«Я была вне себя от отчаяния, хотя надо бы полагаться на Господа. Всю ночь молилась, дабы простер Он над тобою руку свою, и молитвы мои были услышаны, хотя есть среди нас и такие, чьи молитвы до Него не дошли. Мать Крестена ходит вся зареванная и бранит себя, что не удержала сына дома. Я ей говорю, Крестен сам предсказывал свою смерть, от судьбы не уйдешь, а она твердит, что, дескать, Крестен тронулся, а первый долг матери защитить дитя от собственного его неразумия, и снова рыдает».

Малыш Клаусен читал без выражения. Усилия, которые ему приходилось прикладывать, чтобы разбирать буквы, целиком поглощали все его внимание, и смысла произнесенных слов он уже не понимал.

— Что там написано? — внезапно спросил чтец.

Все с удивлением на него уставились.

— Ты же сам читаешь, — сказал Эйнар.

Малыш Клаусен беспомощно посмотрел на товарищей, не в силах объяснить, откуда такой вопрос.

— Ну, там написано, что мы проиграли, — стал пересказывать Лаурис. — Но это-то она нам за каким чертом объясняет? А еще там написано, что мать Крестена от горя повредилась рассудком. А твоя мать за тебя молилась.

— Мать за меня молилась?

Малыш Клаусен опустил глаза и с трудом отыскал то место в письме, где мать описывала свою бессонную ночь. Он снова прочитал это место, беззвучно шевеля губами.

— Давай читай дальше, — нетерпеливо произнес Эйнар. — Что там еще написано?

До Марсталя довели королевский приказ, по которому город должен был незамедлительно предоставить все крупные суда в распоряжение флота. Их собирались использовать для транспортировки войск через Большой Бельт. Но хотя всех моряков, находившихся в городе, собрали в помещении школы для оглашения приказа, добровольцев не нашлось. Тогда были принудительно призваны восемнадцать судов, но в день отбытия их нигде не оказалось. Пастор Захариассен выбранил марстальцев с кафедры за отсутствие сознательности, и теперь многие поговаривали, что городу нужен новый священнослужитель.

Кругом одно смятение, идет война, пришли тяжелые времена, но лишь бы только Господь простер свою руку над Малышом Клаусеном и прочими марстальцами, и когда-нибудь, верно, придет конец нужде и все станет по-прежнему. В конце мать писала, что ее мысли и самые сокровенные материнские молитвы всегда пребудут с Малышом Клаусеном, томящимся в немецком плену, и выражала надежду, что ему хватает пищи и он содержит одежду в чистоте.