Леонид Сергеев - До встречи на небесах

— Ленька, не морочь мне голову. Делай сам, не ленись. Потрать на это денек, поменьше выпьешь в ЦДЛ, здоровей будешь.

— Что ты мелешь? — говорю. — К тебе прислушаются, у тебя имя, а я для них ноль.

— Пойми, я разрываюсь на части, — отвечает. — Мне надо сделать то-то и то-то. А ты все вечера напролет просиживаешь в ЦДЛ. Удивляюсь, кстати, когда ты пишешь? — дальше он четко обозначил, куда надо пойти и что кому сказать, и заключил: —…Если надо подписать, я всегда готов, ты знаешь.

Вот так! Он давал понять, что всесильные, масштабные не занимаются мелочами, что для него всякие разговоры на отвлеченные темы — досадные помехи, что его бесценные мозги настроены на великие дела.

Успенский вечно спешит, носится, словно пришпоренный, словно у него сзади ракета; не говорит, а выдает пулеметные очереди (не успеешь переварить одно, как он уже шпарит другое), не может спокойно посидеть, поговорить с приятелями (дает понять, что он мастер и его время дорого стоит), даже не приезжает на похороны друзей — не хочет лишний раз тревожиться, эгоист, себялюб, негодник. Хотя, каких друзей?! У него только партнеры, ведь дружба это нелегкая ноша, дружить-то надо уметь, то есть жить не только собственной жизнью, а Успенский свое жутко плотное время не собирается транжирить попусту, он «делает дела»; он, напористый — да что там! — бешеный до истеричности — весь в делах; он как бы говорит: «у меня божий дар и я должен быть жесток».

В творческом котле Успенского чего только нет: он пишет стихи, песни, повести, пьесы, рассказы, сказки, учебники, теле- и радиопередачи и выступает как ведущий, при этом балаболит не умолкая и даже поет (такой охват; у него страшная ненасытность, и понятно, он гребет деньги лопатой). Ясно, при такой всеядности, он не очень-то следит за качеством текста; у него получаются механические сцепки между эпизодами, некая скачущая проза, а часто и просто потребиловка, низкопробные однодневки (например, сценарии на телевидение он пишет со скоростью звука — ну, и ясно, с такой же скоростью они лопаются).

Еще будучи студентом технического вуза, Успенский участвовал в КВН и, считая себя ценным «веселым и находчивым», по его словам — никогда не ездил на уборку урожая, а недавно по телевидению с гордостью заявил:

— Все студенты поехали на целину, а я отказался.

В литературу, как он сам говорит (опять-таки по телевидению), его «впихнул» Б. Заходер, а помогали З. Герд и Кира Смирнова. Но еще раньше на радио его пристроил Литвинов (и еще парочку «своих» — Лившица и Левенбука — они вели «Радио няню»).

— Юморок у Успенского невысокого класса. Успенский с самого начала встал на путь саморекламы, — сказал требовательный к литературе Марк Тарловский.

С этим нельзя не согласиться, и скажу больше — у Успенского и его компании нет ни самоиронии, ни чувства меры (последнее качество начисто отсутствует у большинства «богоизбранных», зато самовосхваления — хоть отбавляй!). Успенский блестящий пример того, как человек небольших способностей, благодаря деловой хватке, настырности, связям и скандалам, стал известным, кричаще богатым и пользуется незаслуженной славой.

В начале «перестройки» прыткий Успенский, проанализировав ситуацию, быстро смекнул, что к чему, и организовал собственное издательство «Самовар» и хотел строить завод по производству бумаги из макулатуры (ему явно тесно в литературном пространстве, да и в любом другом) — в то время он параллельно судился с кондитерской фабрикой и с агентством авторских прав — выбивал из них деньги, воевал с Комитетом по печати из-за больших налогов, и с Комитетом госбезопасности, который «подложил взрывное устройство» под его машину — такая у него могучая сила и скандальная известность; он производит впечатление человека, способного сделать невозможное. Скандалы для него образ жизни, он взахлеб трезвонит о них при каждой встрече, и получает от них прямо-таки мальчишеское удовольствие. Недавно по телевидению на вопрос ведущего «что принесло вам известность?», гордо, любуясь собой, заявил:

— Скандалы! Я боец! Пока своего не добьюсь, не успокоюсь… Я никого не простил, всех негодяев помню поименно (и это в шестьдесят пять лет! Он готов все и всех смести на своем пути).

Понятно, многие талантливые конфликтны, но Успенский, горячий, всесведуюший ум, явно перебарщивает. Кстати, не могу понять, почему Успенский судился с фабрикой, неужели за слово «Чебурашка»? Но ведь это слово принадлежит Далю. Уж если на то пошло, судится за этикетки должен художник, который нарисовал куклу.