Иван Зорин - Письмена на орихалковом столбе - Рассказы и эссе

«Этот человек, наоборот, до конца следовал Судьбе, но его удел — удел презренного вора — изначально оказался дурен. Он же нисколько не старался исправить его, но, нарушая заповеди Учителя, слепо потакал злу. И небо покарало его». После чего император распорядился похоронить обоих чужестранцев рядом, соблюдая симметрию и соответствующие почести, ибо «несчастье опять приключилось в моем городе». И все вокруг славили тогда неизреченную мудрость властелина Самарры [95] Самарра — легенда о смерти, поджидающей свою жертву в Самарре, неоднократно использовалась в литературе. См., например, роман Дж. О'Хары «Свидание в Самарре». .

Речь пойдет о «Dreaming» (сновидение или лучше — состояние сна [96] Возможно, на выбор Далглиша повлияла одноименная книга Н.Малколма ( Малкольм Норман (р. 1911) — американский профессор, последователь аналитического направления в философии.) (Malcolm N. Dreaming, 1959). ), новелле, опубликованной им в 1979 году, незадолго до смерти, и теперь незаслуженно забытой. Она примечательна во многих отношениях. Хотя бы уже тем, что появилась на свет после сборника Данлопа «Philosophical Essays on Dreaming» [97] «Исследования по философии сновидения» (Под ред. Ч.Данлопа, 1977). , казалось бы, положившему конец страстям, бушевавшим вокруг этого вопроса с незапамятных времен.

В трактате Чжуан-цзы сказано, как однажды китайский философ увидел во сне бабочку и, проснувшись, потом долго решал: то ли это он только что видел во сне бабочку, то ли это спящая бабочка видит теперь в своем сне его, китайского философа. Картензий, сидя как-то у камина, вспомнил, что уже как-то раз видел все это во сне, и это воспоминание об иллюзиях сна заставило его подумать: а что если он, Картензий, лежит теперь в кровати и ему просто-напросто снится, будто он размышляет, сидя у камина. Этот случай Декартом описан в его «Первом размышлении», где есть такая фраза: «Я вижу, что не существует никаких определенных указаний, опираясь на которые, мы смогли бы ясно отличить явь от сна». Нечто схожее утверждает и Рассел, рассказывая, как во сне переживал видение разрушенной церкви, и что переживание это было внутренне неотличимо от того, как если бы он видел эту картину наяву. «Также мне часто снится, что я проснулся. Действительно, однажды я видел сон об этом сто раз на протяжении одного сновидения, — пишет он, и далее: — Я не верю, что сейчас я сплю, но я не могу доказать, что я не сплю».

«Dreaming» по теме близка перечисленным парадигмам, ее также наполняет дух этого древнего, как мир, сомнения. И если последняя категория вкупе с тайной, пугающей, противоречивой, а потому постигаемой лишь интуитивно, в целом присуща творчеству Далглиша, впрочем, как и любого подлинного художника, то нигде этот сплав так не органичен, как в этой столь незначительной по объему вещице. Литературные приемы, благодаря которым ему удается создать напряженную атмосферу интеллектуального триллера, добиться эффекта прикосновения к космическому, эффекта ужасающего и одновременно завораживающего, здесь достаточно искусны, чтобы не бросаться в глаза и не портить впечатления. Мистификация и логика реалиста перемешаны на страницах рассказа, наверно, с неменьшей тщательностью, чем испанская и шотландская кровь в жилах его автора.

Мне кажется — впрочем, это всего лишь частное мнение — что замысел рассказа был навеян автору нашумевшей в свое время кинолентой Бунюэля [98] Бунюэль Луис (1900–1983) — испанский кинорежиссер. [99] Имеется в виду фильм «Скромное обаяние буржуазии». , а именно тем эпизодом, где герои поочередно просыпаются, в результате чего обескураженный зритель обнаруживает, что предыдущие кадры запечатлевали лишь сон — так обыгрывалась там идея о вложенных друг в друга снах [100] Хотя (и с неменьшим на то основанием) отправной точкой для его создания Далглишу могла послужить книга XVIII века (Цао Сюэцинь. «Сон в красном тереме»), или роман Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе», или, например, хорошо всем известная ночь из сказок Шахерезады. . Но если у Бунюэля их матрешка двурядна, то Далглиш, решая задачу средствами литературы, удлиняет ряд до трех.

Композиционно произведение состоит из трех вставных миниатюр. Это истории, которые вложены в уста сновидцев. Повествование каждый раз ведется от первого лица. Интересно отметить, что главный герой не просто отсутствует, но все протагонисты, а их, как уже было сказано, трое, расположены абсолютно симметрично по отношению друг к другу. Их роли могут быть отождествлены с геометрическим образом равностороннего треугольника, где они — безликие точки вершин, чья нумерация условна [101] Любопытно, что, подчеркивая их неразличимость, Далглиш сознательно лишает героев каких бы то ни было привычных атрибутов: имени, внешности, черт характера (впрочем, «психологичность» вообще не его конек). Также зачастую в ущерб гладкости фраз он прибегает к нарочито неуклюжим словесным конструкциям типа «это тот, который…» или «некто, упомянутый мною ранее в связи с…», что несколько затрудняет прочтение, но идея здесь полностью оправдывает это, я бы сказал, изысканное косноязычие. Тем более, что в остальном стиль рассказа безупречен. .