Иван Зорин - Письмена на орихалковом столбе - Рассказы и эссе

По другой версии пропажи и вызванные ими гнетущие ощущения, исчезновения, отдающие сказочностью и волшбой, поселившийся в душе ужас потерять окончательно все чувства, непрестанно притупляемые какими-то колдовскими чарами, рвущая горло тоска и медленно, но неизбежно, словно перед началом какого-то иного театрального представления, меркнущий свет — все это атрибуты кошмарного сна, после которого потрясенный протагонист встречает явь. Философии в этом случае отводится роль служанки литературы, с ее постоянными наваждениями и галлюцинациями.

В третьей гипотезе, к которой я все больше и больше склоняюсь, все наоборот: явь выступает как сон наизнанку. Действительно, ведь если мы, как считали древние греки и китайцы, всего лишь герои чужих сновидений, то почему бы Сновидцу, управляющему в отличие от людей своими сновидениями, и не возвратить нам однажды утраченного? Ведь даже в наших неумелых снах возможны возвраты прошедшего, которое, казалось бы, утеряно навсегда. Так рассуждает герой — или я — в финале. Под влиянием идей монаха Петра Дамиани [89] Дамиани Петр (1007–1072) — итальянский теолог, приор монастыря в Умбрии. , считавшего, что для Бога возможно сделать Небывшее Бывшим (а значит, Он способен вернуть ему и прошлое), герой, подобно Кьеркегору, потерявшему Регину Ольсен, ждет чуда повторенья [90] Повторенье — категория философии С.Кьеркегора, означающая обретение навсегда утраченного, достигаемое, вопреки заведомой невозможности, в безумном напряжении веры. Регина Ольсен — невеста Кьеркегора, с которой он был вынужден расстаться спустя год после помолвки. .

Абсурд, проступающий в такой концовке, обнадеживает. Ведь вернул же Господь Иову его пропажи! [91] Здесь у меня мелькнула любопытная отсылка к предыдущей версии: а что если Книга Иова описывает кошмарный сон богатого и могущественного человека земли Уц, в конце которого, просыпаясь, он, естественно, обнаруживает все утраченное? Наверное, тогда Иов, этот «частный мыслитель», понимает, что сон был ниспослан ему неким двойным предупреждением (ибо дважды говорит Господь: на сонном одре и одре болезни), неким грозным испытанием и вразумлением.

Трактуя в этом ключе свои наблюдения и загадку исчезновений, протагонист решает, что Бог пока еще только делает Бывшее Небывшим. На этом он и успокаивается. Ибо цели Бога недоступны смертным. Или же этими объяснениями довольствуюсь я, наполняющий ими своего героя, я, перечитавший недавно у Шестова об экзистенциональности Кьеркегора, а также «Другую смерть» у Борхеса, где как раз и повествуется, как благодаря Божественному вмешательству на скрижалях стирается запись Бывшего, с тем чтобы потом заменить ее, сделать Небывшее Бывшим?

Наконец, комбинируя и переплетая версии, можно предложить еще одну — их симбиоз. Если жизнь — сон, а смерть — лишь пробужденье, то, быть может, там, за гранью, за напрасно пугающей чертой и наступит повторенье. Быть может, там и вернется обладание вновь распустившейся красотой, красотой, так поблекшей при жизни. Еще проще переформулировать последнюю гипотезу в терминах метемпсихозы, дав тем самым очередную ветвь финала, согласовав ее, скажем, с индуистской сансарой [92] Сансара — круговращение души. . Когда ты рождаешься вновь, то мир, как подсолнух, поворачивается к тебе стороной чувственной; когда близок к смерти — костенеющей, где царит боль утрат и пропаж [93] Вот как дополняются и прочитываются в данном контексте слова Лао-цзы ( Лао-цзы — легендарный китайский мудрец, родоначальник даосизма, автор книги «Дао дэ цзин», слова из которой и приводятся.): «Так ребенок по рождению немощен и слаб, но ему предстоит жизнь, а крепкий (то есть Ниобеей окаменевший от пропаж. — И.З.) старик обречен на смерть» (то есть обречен на обновление. — И.З.). . И так до бесконечности, в замкнутом цикле.

Бедняга Лостман! (имя опять воскресило полные бессильной грусти глаза моего меланхоличного приятеля, зачавшего в беседе твой образ). Неужели тебе суждено провести остатки скудеющей жизни в холоде и аскетической отрешенности восточных учений? Ах ты, умничающий никчемник, неужели тебе так никуда и не деться из своей сжимающейся скорлупы? Ах, Лостман, Лостман — совсем пропащий…

Итак, перечисленные варианты развязки интриги сейчас лежат передо мной. Но я не знаю, какой предпочесть. Ведь выбирая любой из них, я обречен создать законченного Лостмана.

А это значит — навсегда потерять его.