Алексей Никитин - Истеми

Времени, и правда, было мало. Мы наскоро похлебали куриного бульона, погрызли пережаренные куриные ноги с рисом — в кафе кормили почему-то только курами.

Пора было возвращаться в машину.

— Вера! — вдруг сообразил я, — вы удивительно похожи на одну мою однокурсницу.

— На кого?

— Да вы ее не знаете. На Наташу Белокриницкую.

— Наташку отлично знаю. А о том, что мы с Ларисой на неё похожи, родителям вся родня твердила: «Ваши девочки — вылитая маленькая Наташа». Она нас на семь лет старше — было удобно сравнивать.

— Так вы знакомы? — удивился я.

— Наши мамы — двоюродные сестры. Мы, значит, троюродные.

— И она бывала у вас дома?

— Не очень часто, но бывала… — Вера поднялась. — Ну что, идем? Пора.

Мы вышли на двор. Чувствовалось, что море уже рядом. Тянул слабый, по-весеннему мягкий ветер. Он пах и морем, и тающим снегом, и какими-то травами. Откуда в марте травы? Не знаю. Я стоял у входа в кафе и смотрел, как Вера садится в машину. Что-то менялось решительно и бесповоротно. И во мне и вокруг меня. Только небо оставалось таким же тяжелым, сырым, серым и бесконечно знакомым. Я провел под этим небом годы — больше, я прожил под ним жизнь. Когда-то, когда я еще не торговал американской водой, под ним проносились всадники Истеми. Лёгкие, как смерть, и быстрые, как время.

В Восточный мы приехали в сумерках. Ваху ждали. Не знаю, кто — друзья или родственники, но встретили его шумно и радостно. Мне разрешили переночевать, а большего я и не хотел — очень устал. Лариса вечером молчала так же, как и днем, как и всегда. Вера, попав в круг незнакомых людей, не понимая их языка, вдруг растерялась. Утром я спросил, что она собирается делать дальше.

— Думала остаться на неделю, немного помочь Ларисе устроиться, но теперь даже не знаю, как быть. Тут все иначе, не так, как я себе представляла.

— Хотите к морю?

— Очень хочу, — обрадовалась она. — Когда вы едете?

— Сейчас.

Нас не держали. Уезжая, я внимательно разглядел поселок Восточный. Обычное татарское селение. В Крыму за последние годы их много выросло. Уже нет того ощущения нищеты и безысходности, которым давили они в начале девяностых. Видно, что и деньги появились у людей, и уверенность в себе. Вот и чеченцы подтягиваются. Кто знает, чем все это закончится?

— Как Лариса отнеслась к этому переезду? — спросил я Веру, когда дорога дала петлю, и Восточный скрылся за редким леском.

— Никак. По-моему, ей уже все равно. Раз я обещала, давайте расскажу, как она вышла за Ваху. Чем-то надо в дороге заняться. Не радио же слушать, в самом деле.

— Действительно, — согласился я.

Вера начала рассказывать историю сестры, когда мы выбрались на шоссе, соединяющее Старый Крым с Феодосией, а закончила уже за Алуштой. В Феодосию мы не заезжали, зато прогулялись по изуродованной кабаками набережной Коктебеля, пообедали в Судаке. Потом Вера позвонила домой и сказала отцу, что из Восточного уехала, но останется в Крыму на пару дней, а я проверил свой почтовый ящик. Я ждал ответа от Канюки, но Канюка молчал. Вместо письма от него я обнаружил требование Курочкина срочно встретиться или связаться с ним. Ни того, ни другого я делать не стал. Ну, какой может быть Курочкин, если я еду по весеннему Крыму, рядом со мной Вера, и то, что она похожа на Наташу Белокриницкую, уже почти ничего не значит? Вера рассказывала о Ларисе несколько часов, но странным образом эта тяжелая история не отравила нам ни саму дорогу до Ялты, ни несколько последующих дней в Крыму. Это произошло давно и не с нами, что ж теперь сделаешь? Вот и Курочкин ищет меня, мечется по холодному, слякотному Киеву, в то время как я… Ничего, несколько дней потерпит. Я решил, что созвонюсь с ним, вернувшись домой. С одной стороны, к тому времени ситуация прояснится, а с другой, меня все-таки донимала совесть.

Говорила Вера не то чтобы сбивчиво, но и стройности в ее изложении не было. Рассказывая о каком-нибудь эпизоде, она могла перескочить на пару лет вперед или назад лишь затем, чтобы подхватить нужную деталь. Иногда и я не ограничивался ролью слушателя, и тогда наш разговор уходил Бог знает куда от судьбы Ларисы. Многих подробностей ее рассказа я уже не помню, а о некоторых вспоминать не хочу.

— Все началось с того, что Ларису украли. Это было десять лет назад.

— В Киеве украли? — удивился я.

— Нет, в Москве. Увезли прямо с соревнований.

Тут я понял, что началось все не десять лет назад, а намного раньше.