Алексей Никитин: Окно на базар

Алексей НИКИТИН

Окно на базар

Повесть

Окно нашей конторы выходит на базар. Окно большое, почти во всю стену. Стекла в нем не мыты уже четыре года, а может, и все пять. Я не считал. Месяцами мы привычно глядим в окно, чтобы узнать, пошел ли снег и не закончился ли наконец дождь. Базара мы не замечаем. Только весной, в мае, когда утомительный холод зимы готов смениться столь же утомительной духотой городского лета, мы распахиваем одну из широких оконных створок. Тогда вместе с шумом машин, вместе с гарью, вместе с редкими порывами свежего воздуха - все-таки пятый этаж - базар вливается в нашу контору. Стоя у раскрытого, а кажется - наконец вымытого, - окна, я смотрю вниз, вспоминая, что жизнь - это и есть яркая, бестолковая суета. Неожиданно яркая и восхитительно бестолковая. Десять лет, год за годом, с приходом тепла я стою у раскрытого окна, гляжу на базар и думаю ровно одно и то же.

Базар не сильно изменился за эти десять лет. Старых узбеков, торговавших изюмом и арахисом, сменили другие старые узбеки. Плохо выбритых азербайджанцев, приглядывавших за тем, как продаются их укроп и кинза, сменили... Азербайджанцев, может быть, никто и не менял, но они наконец побрились. Думаю, базар начался с них и закончится ими же. То есть базар без них закончится.

Поэт Гайдебуров любит смотреть на базар из нашей конторы. Прежде любил. В последнее время он появляется у меня не часто, а раньше его характерный стук по ручке двери раздавался едва не каждую неделю. В одно из первых появлений здесь он долго стоял у окна, курил, и ветер заносил дым и пепел от его сигареты в комнату. Потом Гайдебуров решительно выбросил окурок и обернулся к нам, чтобы громко и торжественно продекламировать:

Здесь бабы толсты, словно кадки,

Их шаль невиданной красы,

И огурцы, как великаны,

Прилежно плавают в воде.

Гайдебуров хотел показать нам, что не только сам пишет замечательные стихи, но интересуется стихами других хороших поэтов, вот, например, Заболоцкого, и может очень к месту их прочитать, чтобы показать не только масштабы своих знаний, но и наблюдательность, без которой настоящему поэту в литературе делать нечего.

Но Гайдебурова тогда каждый понял по-своему и не совсем так, как он хотел. Лидия Ивановна, наш бухгалтер, разобрала только первую строчку, в которой бабы - толсты и гадки. Она приняла на свой счет, смертельно обиделась, однако, как человек хорошо воспитанный, виду не подала. С того дня Лидия Ивановна затаила обиду на Гайдебурова, но он так никогда об этом и не узнал.

Митька Хвощинский, мой напарник, компаньон и заместитель, просто вежливо промолчал, поскольку стихами интересовался мало и Гайдебурова видел всего второй, а может, и первый раз в жизни.

Я же был знаком с Гайдебуровым давно и знал, что реакция слушателя, конечно, интересует Гайдебурова, но куда меньше, чем сама возможность говорить, рассказывать, излагать что-то многословно и подолгу, возвращаясь к тому, о чем он уже говорил прежде. Он получал от этого удовольствие. Может быть, многословием Гайдебуров надеялся компенсировать свою нерядовую скупость. Я и сейчас не могу сказать, хорошим ли он был поэтом, возможно, неплохим, но если бы мне поручили оформить герб Гайдебурова, то я сделал бы его девизом и выгравировал по серебряному полю: "Общительность и Скупость". Огромными золотыми буквами с роскошными завитушками. А вокруг - перья, перья, перья... И больше на его гербе я не стал бы ничего помещать.

Гайдебуров наше молчание понял так, что его эрудицию оценили, и потянулся к столу за Митькиными сигаретами. Был Гайдебуров в те времена беден, а если отбросить вежливость и сказать всю правду, то Гайдебуров загибался в нищете. Он был поэтом, которого когда-то знали в местных литературных кругах, а больше нигде не знали, и стихов его никто не читал, потому что книжек у Гайдебурова не было ни одной. В начале восьмидесятых он несколько лет ездил в Москву и там ходил в учениках у поэта Решетникова. Своим ученикам Решетников помогал издавать книжки. И Гайдебурову он помог. Рукопись уже взяли в издательство и поставили в план. Ее даже набрали, чтобы отпечатать способом высокой печати. Но тут что-то случилось в международной политике, не то наши ПВО, поддавшись на вражескую провокацию, сбили кого-то, кого сбивать не надо было, не то наших дипломатов откуда-то выслали. Короче говоря, в очередной раз что-то подожгли поджигатели, и холодная война полыхнула с новой силой. Советским правительством были приняты ответные адекватные меры, и книжку Гайдебурова вычеркнули из плана, а набор рассыпали.