— Да знаю я. Прекрасно знаю. Поэтому все это совершенно не важно. Не о чем говорить.
— Тогда разворачивайся и возвращайся. Если хочешь, я тебя встречу.
— Не стоит. Я уже почти дома. Сейчас Ольга подъедет. Посидим, покукуем, как старые девы. Для разнообразия. Но мне все равно приятно, что ты позвонил.
— Ты знала, что я позвоню.
— Послушай, ты ведь прекрасно понимаешь, я никуда от тебя не денусь. Так что не ссорься с ней. Забудь эту историю. Я, к примеру, все уже забыла. Чего нам с тобой бояться? А? И о чем вообще беспокоиться?
— Ну ладно. И все же я не могу не извиниться. Я хочу, чтобы ты знала: мне за нее стыдно. Говорю это совершенно искренне. Я за нас обоих прошу у тебя прощения.
Я положил телефон в карман и несколько минут стоял не двигаясь. Соня наблюдала за мной, ожидая реакции. Я повернулся спиной и пошел в глубь сада, туда, где она от нечего делать прорезала в листве окошко и где теперь открывался вид на океан. Неужели все так просто? Неужели достаточно кое‑что по-вырвать и по-выстричь, чтобы увидеть свет? Вдалеке на море устанавливали плавучие плотины, чтобы нефтяное пятно не достигло берега, но разве это что‑нибудь даст? Неужели Соня полагала, что если будет действовать такими идиотскими способами — ополчиться на мою мать! ничего глупее не придумаешь! — то я стану валяться у нее в ногах и молить о прощении?
Вернувшись ко всем, я сказал Соне, что моя мать доехала благополучно и просила извиниться за неожиданное вторжение. Но Соня и сама была не промах. Она могла не моргнув глазом заявить, что девственница, или, поймай ее кто с поличным, утверждать, что она сама невинность. И все же я с удовольствием отметил, что она была несколько обескуражена и совершенно не готова увидеть меня улыбающимся: она ожидала сцены.
— Ну так что будем делать? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Хотелось одного — поставить между нами побольше народу. Как же далеко отодвинула она возможность оказаться со мной наедине и добиться, чего хочет!
Я предложил позвонить Джоан и узнать, что они делают, потом тут же позвонил ей и сказал, чтобы они без промедления ехали к нам.
— Мог бы спросить, хочу ли этого я, — проворчала Соня, когда Борис и Одиль пошли в бассейн.
— Я могу перезвонить и сказать, что тебе нездоровится.
— Не надо. Мне все равно.
— Но этих двоих мы же не можем прогнать, — сказал я, кивнув на бассейн. — Или ты собиралась их спровадить? Как‑то не похоже.
— Не спать до рассвета я тоже не собиралась.
— Какие проблемы? Иди ложись. Кто тебя заставляет тут сидеть?
Дальше я предпринял наступление на ее лучшую подругу. Я подошел к бортику и, пока Борис плавал на спине посреди бассейна, присел и протянул ей стакан.
— Борис все рассказал мне, — произнес я со значением, глядя ей прямо в глаза. — Что ж, твое здоровье, красавица.
Ее лицо озарилось, как будто я сообщил ей неожиданную радостную весть.
— Мне что, это снится? — с трудом выговорила она.
Вначале, когда Соня нас только познакомила, Одиль заявила, что я абсолютно ее тип и что меня надо держать от нее подальше. Три года спустя она вслух жаловалась, что я так ни разу и не попытался ее трахнуть, что она ничего уже не ждет и что мир неправильно устроен. Теперь никто гроша ломаного не поставил бы на наши отношения, и сама Одиль в первую очередь. Что не мешало ей под любым предлогом бросаться мне на шею.
Я порадовался, что чувства ее до сих пор не остыли. Наоборот, они хорошо сохранились, замороженные моим равнодушием, так что оказалось достаточно одного взгляда. Я выпрямился и улыбнулся ей, восхищенный ее способностью ловить малейшие перепады напряжения в воздухе. Мало кто из мужчин обладает таким даром — я тоже к их числу не принадлежу.
Я чувствовал спиной ее взгляд, когда шел к столику, чтобы налить себе еще выпить.
— Думаю, ты не пожалеешь, — сказал я Соне, положив руку на ее обнаженную ногу. — Нет ничего лучше экспромтов. И как знать, может, Джоан привезет нам чего‑нибудь.
Она держалась настороженно:
— Во что ты играешь?
— Да ни во что. Довершаю начатое тобой.
— Что ты хочешь сказать?
Я неопределенно пожал плечами:
— Думаю трахнуть Одиль. Если представится случай.
Она скинула мою руку.
— Замечательная идея. А что еще?
Я наклонился поцеловать ее в краешек губ, а потом спустился в подвал посмотреть, достаточно ли у нас бутылок в запасе. Кроме того, я собирался разгрести мой старый диван — «не желаю видеть это уродство у себя в гостиной», — на нем были свалены коробки, в которых хранились остатки моих предыдущих жизней, наших с матерью скитаний по стране, о которых Соня не желала слышать. Заодно я открыл окно, потому что в доме по‑прежнему стоял непонятно откуда взявшийся запах газа. Окно находилось почти вровень с тротуаром. Улица была тиха и таинственна, отблески городских фонарей и реклам плясали в листве.
Читать дальше