Филипп Джиан - Трения

Одиль, похоже, была в отличной форме — у нее всегда так: либо все прекрасно, либо депрессия. Сияя улыбкой, она принесла нам стаканы. Борис шепнул, что она получила роль в сериале, съемки начнутся после летних отпусков, но пока об этом говорить нельзя, потому что договор еще не подписан. К тому же, добавил Борис, она отказывается спать с этими субъектами, с этими пидорами, так что ее карьера постоянно под угрозой.

— Не беспокойтесь, — сказала Одиль моей матери, пока я промокал ей кровь. — Борису можно довериться. Он до того ловкий, просто чудо.

Она со смехом подняла бокал. Моя мать проглотила свой залпом.

— Сама ты чудо, — прошипел Борис, доставая из чемоданчика инструменты.

Он всадил матери в лоб иголку, она застонала и сжала мои руки в своих. За окнами стояла дивной красоты ночь. Лунный свет являл собой совершенство. Надо было ущипнуть себя, чтобы вспомнить, что еще не так давно земля содрогалась, что это совершенство таит в себе свою противоположность и может в любой момент провалиться в тартарары. Было все еще жарко, но приятно. Я смотрел на Одиль, которая обнимала Соню за талию. Ей удалось заставить Соню улыбнуться, и весь сад будто озарился — но все равно, не выгонять же мать в таком состоянии только потому, что у нас с женой не клеятся интимные отношения.

Когда с операцией было покончено, мать заперлась в одной ванной, Борис — в другой.

— Вы всё? — спросила Соня из шезлонга.

— Иди к нам, — позвала меня Одиль.

Я объяснил, что жду, когда освободится ванная, чтобы немного привести себя в порядок, и начал снимать запачканную кровью тенниску.

— Послушай, это вопрос гостеприимства, — сказал я Соне. — Речь идет всего лишь о гостеприимстве. Я не прав?

— Разве я что‑нибудь сказала? — отозвалась она.

Хоть мы были женаты три года, я все еще не очень‑то ее понимал. Я никогда не мог угадать, хорошо все обернется или плохо. Да и никто вокруг меня толком не знал, как отреагируют в той или иной ситуации женщины этого возраста, которым около тридцати. Складывалось впечатление, что они еще не до конца повзрослели и временами подчиняются безотчетному импульсу, не думая о последствиях, да и вообще абсолютно непредсказуемы. Я смотрел некоторое время на Соню, опустив руки, все еще вымазанные кровью моей матери.

— Пожалуйста, не злись. Ей все‑таки наложили шесть швов.

— Всего‑то?

Одиль бросила мне оливку, которую я поймал ртом.

— А что до гостеприимства, — добавил я, вставая, потому что в дверях показался Борис, — то именно оно отличает нас от диких зверей. И это все, что моей матери от нас сейчас нужно, Соня. Больше ничего.

Я пошел в ванную и принял холодный душ, который окончательно убедил меня, в том, что у Сони все же сердце не каменное и она не станет делать мне гадости, тем более что почти добилась своего — хоть нас и прервали. Но все же мы сделали огромный шаг, о котором, правда, я теперь не мог вспоминать без досады. Десять минут спустя я вышел в сад, где все собрались около бассейна.

— Твоя мама уехала, — между прочим сообщила Соня. — Она поехала домой.

— Как это поехала домой?

Борис и Одиль смотрели куда‑то в сторону. Соня очень старалась держаться непринужденно.

— Что значит поехала домой? Что ты несешь?

— Ну, во всяком случае, так она сказала. Больше я ничего не знаю.

Я пристально посмотрел на нее, схватил телефон и ушел в дом.

— Ты не можешь в таком состоянии вести машину! К тому же у тебя разбит радиатор!

— Все отлично. Не волнуйся.

— В том‑то все и дело, что не отлично. Она что, тебя выгнала? Скажи мне правду. Она тебя выперла?

— Послушай, какое это имеет значение? Я сказала тебе: все отлично.

— Для меня это имеет большое значение. Прости.

Я смотрел, как по другую сторону бассейна они сидели и веселились и синяя вода преспокойно поблескивала между нами. Они поставили музыку, пили и что‑то рассказывали друг другу, будто ничего не случилось. Временами Соня поглядывала в мою сторону, но по‑прежнему старалась держаться как ни в чем не бывало.

— Пожалуйста, останови машину. Заглуши мотор. А теперь рассказывай, что произошло. Что конкретно она тебе сказала? Ты вообще в состоянии держать руль?

— Да ничего особенного не сказала. Не беспокойся за меня.

— Но ведь она тебя выперла, так?

— Нет, взашей она меня не выталкивала. Ты это хотел узнать?

— Погоди минутку. Запомни: мой дом все равно что твой. Ты прекрасно это знаешь. Тебе не нужно специального разрешения, чтобы приходить ко мне. Ты здесь у себя. Как ты могла позволить так с собой обойтись? Безумие какое‑то. Ты что, с ума сошла?