А что сказать о козьей бастурме? Прежде отнимали ребенка от груди — и никаких тебе сосок, никакой хлебной жвачки. Отрежут кусок бастурмы, сунут младенцу — и соси себе на здоровье. Выживешь — хоть подметки потом глотай, ничего твоему желудку не сделается.
Наверняка с козьего молока да от одеял козьей шерсти вырастают наши парни добрыми солдатами: в первую мировую войну из шестисот двух душ домой возвратились двадцать три, и лишь двое без крестов за храбрость — так они даже в село вернуться постыдились, у соседей прижились.
Одно только плохо у моих земляков: несмотря на разъяснительную работу, проводимую последние тридцать три года, общественное сознание у них все еще хромает. Коз все хотят иметь, молочко все хотят пить, а вот козла вырастить никто не хочет. Козел, как известно, молока не дает, да и мясу его грош цена, вот каждый и норовит за счет другого проехаться, а другой на третьего надеется, а третий на четвертого… В конце концов на все село остался один-единственный престарелый самец, да и тот прошлой зимой нежданно-негаданно переселился в царствие небесное.
Так и получилось, что к Димитрову дню, когда приходит время козьих свадеб, Яврово оказалось без производителя. Тут и спохватились: как же быть? Дело ясное, не будет козла — не будет ни молока, ни козлят. А куда же старым без молока и без козлят? У нас в селе всего двести пятьдесят семь человек, четырнадцати из них — под сорок, двадцати семи — под шестьдесят. Всем остальным уже рукой подать до господа бога, кто к девяноста, а кто и к ста годкам тянет. Молодые-то, после того как село наше объявили бесперспективным и ликвидировали школу, ринулись в город, а здесь остались лишь старики да козы. И ничего удивительного, что смерть единственного козла повергла всех в смятение. Заговорили даже об импортном козле. Шофер из треста международных перевозок, зять одного из наших, сказал, что по знакомству может доставить нам какого угодно козла, даже из-за границы. Но затея эта провалилась, потому что нашелся козел напрокат — в соседнем селе Лясково. Лясковский козел был молодой, но решительный. Он ретиво взялся за дело, и день-другой все шло как по маслу. Крестьяне уже довольно потирали руки, но тут-то и произошла осечка — козел переоценил свои силы. Орда наших толстых, ненасытных коз истощила его, и на третий день он свалился с копыт.
Уже стемнело, но старики кинулись на пастбище и принесли козла на самодельных носилках, застланных ветками. Выбившиеся из сил носильщики опустили его на землю перед закусочной. Козел не то что встать, глаз даже открыть не может. Посыпались советы. Кто кричит: «Надо напоить его молоком с чесноком»; кто советует растереть жилы на шее, а кто считает, что животное приведет в чувство толченый орех и две рюмки мятной, и даже пытается влить ему настойку в горло.
В конце концов решили отнести козла в подвал к Петьо Печинову и поручить его заботам Петьовой тещи. После этого разошлись, но, как и двести лет назад, когда заявились турки, в селе никто не мог уснуть, потому что, как известно, если будет упущен срок, следующая весна не принесет ни козлят, ни молока. Известны и последствия этого: повышенное кровяное давление, грипп — и конец селу…
Помяну и другое немаловажное обстоятельство: козами с недавних пор стала интересоваться болгарская кинопромышленность. После того как в нескольких картинах были успешно показаны козьи стада, режиссеры начали все чаще и чаще прибегать к услугам коз. Сами козы держатся перед камерой очень естественно — скачут по скалам как черти, сшибаются рогами, кокетливо переступают передними копытцами, словно восхищаются сами собой, — короче говоря, ведут себя как искусные каскадеры. Поэтому, наверно, фильмы с участием коз получили признание критики и были даже отмечены международными премиями.
С того времени наше село превратилось в маленький Голливуд, а козы приобрели вдвойне важное значение: они приносят нам не только молоко, но и гонорары. Мало-помалу отдельным козам стали доверять эпизодические роли. Для цветных картин предпочтительнее пестрые козы, однако и криворогие ценятся наравне с ними, потому что считаются самыми живописными. Все это заставляет теперь крестьян сохранять криворогих и пестрых козлят, и благодаря этой, так сказать, «киноселекции» наше сельское стадо очень расцветилось.
Наконец, козий вопрос имеет еще и психологическую сторону: старики ведь тоскуют по внукам. Нет при них внучат, которые согрели бы им душу своими голосами и теплым поцелуем. Чувствуя потребность посадить на колени внука, покачать его, ощутить исходящий от него запах свежего молока и козьего пуха, старики делят свою грусть с козлятами, потому что козлята такие же озорные и беспокойные, как дети.
Читать дальше