Цви Прейгерзон - Бремя имени

В списке оказалось девяносто шесть человек. Но были еще и беженцы, попавшие в ту бойню вместе с местными. И получилось больше ста человек. Где же было взять такое похоронное бюро, чтобы оно определило эту сотню мертвецов на место вечного своего упокоения? Посовещавшись, собравшиеся решили составить лист пожертвований. Первой положила свои двести рублей баба Гита, за ней поспешили дать деньги и остальные. Но что они могли собрать, эти четырнадцать человек! Тогда им пришла в голову хорошая мысль — обратиться за помощью к тем выходцам из городка, которые ныне жили в других местах. И Хазанович составил новый лист с адресами тех, чьи родственники были убиты в этом городке.

Не успели люди разойтись, как баба Гита, накинув на голову новый платок, отправилась с визитом к главе Городского совета. Вскоре она сделалась частой посетительницей этого учреждения. Но, увы, не всё зависело от местных властей, и они послали в столицу запрос. Прошло немногим более месяца, и в конце февраля, когда в воздухе запахло весной, пришло долгожданное разрешение. А вскоре и Анечка благополучно разрешилась мальчиком, как две капли воды похожим на своего отца.

Между тем к бабе Гите хлынул целый поток денежных отправлений. Ну да, впрочем, посылать деньги куда легче, чем ставить свою подпись!.. Удивительно, что ни одно обращение «четырнадцати» не осталось без ответа. Откуда только ни присылали деньги, из каких только республик, ближних и отдаленных областей ни откликались люди!.. Нет, они не забыли свой городок, бывший когда-то для них родным, еще живы были его прелестные тесные улочки в душах тех, кто когда-то по ним ходил!..

И вот настал этот час, которого так ждали и страшились местные евреи. Стоял ничем не примечательный мартовский день, когда маленькая группа евреев собралась в овраге за больницей. Теперь их было уже пятнадцать человек, пришедших похоронить своих близких, — пятнадцатым был недавно родившийся внук Хазановичей. Легкий ветерок беспечно гонял по небу пушистые облака, то заслонявшие, то открывавшие весеннее солнце и начавшую было густеть синеву неба. Тянулись кверху первые зеленые побеги.

А в овраге закипела работа. Лопаты с лязгом ударились о затвердевшую землю, и первые ее комья с жутковато-шипящим свистом полетели в воздух. Оказывается, мертвые были накрыты тонким слоем земли, и вскоре открылись сваленные вповалку тела. Они были сильно обезображены, жутко было глядеть на пустые глазницы и черепа с застывшими в усмешке зубами. Откуда он брался, этот насмешливый оскал, за последней чертой жизни?.. Глаза Изи были широко раскрыты от ужаса — до мальчика уже дошел смысл случившегося. Застывшие от горя люди завыли. Многие узнавали своих близких.

Сложив на груди руки, Гита склонилась над телами и заголосила, раскачиваясь всем телом: «Почему, почему Ты оставил нас, невинных?.. Вот, взгляни, мы все стоим перед Тобой, одинокие, осиротевшие!..»

Стало совсем тихо, будто весна замерла, и потускнела прелесть пробудившейся природы. Горсточка оставшихся в живых евреев оплакивала останки своих родных.

— Дорогие души, — раскачиваясь, нараспев говорила Гита, — придите к Богу и просите милости для оставшихся в живых. Дай нам Бог сил все выдержать, чтобы жить дальше!..

Такой кадиш произнесла еврейская женщина Гита над своими расстрелянными соплеменниками.

На том и закончился этот печальный сход евреев в небольшом украинском городке в марте сорок пятого года. Мертвых перевезли на кладбище, и новый холм появился над братской могилой. Главное было сделано, теперь можно было подумать и о памятнике.

Стояли предпасхальные дни. В былые времена, еще совсем недавно, в это время в городке обычно царила суета, евреи оживленно и радостно готовились к пасхальному вечеру… Бог ты мой! Когда ж это было?!. А сегодня к Гите пришли три женщины, засучили рукава, замесили тесто — вот она и готова, маца, вот и весь праздник!

Вскоре закончилась война, и в городке прибавилось еще несколько еврейских лиц. Но были и такие, которые уезжали. Например, Элиау Кац уехал к дочери в Ленинград. Теперь уже не осталось совсем никого, кто бы знал еврейские обычаи. Так что пришлось бабе Гите взять на себя все обязанности и стать главной еврейкой в городке. Но человек слаб, а мир велик, дел много, и надо поспевать жить! Вот и принялись некоторые из наших, словно гои, откармливать свининку да подавать ее на стол. Поглядела на все на это баба Гита — глаза бы не смотрели — и грустно и горько ей стало, ибо испугалась она: видно, отвернулся Бог от своего народа!..