Александр Чудаков - Ложится мгла на старые ступени [Дополненное издание]

<���…> Второй выход в официальные круги (собственно первый, Роднянская читала неофициально) — полный афронт: Руслан Киреев, зав. отделом прозы «Нового мира», сказал, что проза автобиографического характера — не совсем автобиографического, но все же — не в планах журнала.

В последующие дни А. П. дал главы из романа главному редактору журнала «Знамя» С. И. Чупринину, и тот сказал, что прочитает очень быстро.

21 февраля. В автобиографиях о таких днях принято писать с придыханьем. Вторая попытка пристроить роман оказалась успешной. Звонил С. И. Чупринину.

— Очень интересно! Должен сказать вам откровенно: брал рукопись с некоторым страхом. Думал: будет что-то осложненное в духе постмодерна. А прочел — хорошая литература, прекрасный язык. Берем, несомненно берем! Надо только решить — что, сколько и т. п. (И еще какие-то комплименты.) Приходите в среду.

Позвонил на эту тему тут же Наталье Ивановой.

— Порадовали! Когда филолог что-то дает — страшно. Я же вас читаю очень давно, ваша первая статья с Мариэттой лежит у меня выдранная. Но тут — проза! Я ожидала чего-то усложненного, м. б. даже филологического. А у вас — интересно, грустно, весело.

Дальше я сказал, что, к удивлению, обнаружил, что пишу исторический роман.

— Конечно! Та же дистанция, что у Толстого с «Войной и миром» — 50 лет. Всё — история. Эта бабушка с ее щипчиками, ложечками…

Я прямо рыдала! Не ждите до среды. Забрасывайте завтра. Мы мгновенно прочитаем.

1 марта . Прилетел в Сеул. Последний семестр в Сеуле. 24 февраля был в «Знамени». Главы, которые я принес 22-го, прочитали, действительно, мгновенно. Обсуждали прочитанное в составе: С. И. Чупринин, Наталья Иванова, Е. С. Холмогорова.

Чупринин: — К истории вопроса. Откровенно скажу: если бы это был не Чудаков, я бы просто не взял эти отдельные главы смотреть. У нас это не принято. На днях звонит мне (назвал неведомую мне фамилию тоном, что ее все знают) и говорит: «— Написал роман на 2/ 3!» А я ему: вот когда напишите на 3/ 3— звоните, приносите. <���…> Много неожиданного. Я сам землю копал, думал, все про это знаю. Но нет! У вас прочитал такое…

Сначала сказали, что возьмут 4 листа, но потом решили: 7–8. Чтоб я сам отобрал главы. Сделать: «I часть» или «Журнальный вариант».

<���…> Когда прощались, Чупринин сказал:

— А все-таки предыдущая профессия оказывает влияние?

— ?

— Предметный мир! То, что вы основательно разработали в своих статьях и книгах. И в вашей прозе он занимает особое место.

Заглавие Чупринин отверг напрочь.

— «Смерть деда»! Не вижу, чтобы человек, увидевший у прилавка книгу с таким названием, захотел ее купить.

И накануне отъезда мы с Л. и Женей [Тоддесом] ломали голову над названием. Это надо было сделать быстро — они хотят анонсировать роман. Продиктовал секретарше три варианта: 1) И все они умерли. Роман-идиллия. 2) Натуральная идиллия. 3) В ту степь. В самолете придумал еще одно: «Там, в степи глухой». Роман-идиллия.

В разговорах в «Знамени» было видно, что главное впечатление и у Чупринина, и у Ивановой — удивленье, и не от прозы, а от ее автора: «Вот он оказался какой! Чего знает. А мы думали — филолог». Иванова сказала еще, что от автобиографизма мне не уйти и что напрасно я сделал героя историком.

10 марта . Л. уехала в Италию до 25 марта. Завтра собираюсь в библиотеку в Ён-сё — а то засиделся в своей квартире и закис.

11 марта. Что значит растренированность: в Москве не обливался из тазов холодной водой (дача, в нашей ванной не получается), и, приехав в Сеул, где в роскошной ванной комнате можно обливаться хоть из цистерны, обнаружил, что обливаюсь не с прежним наслаждением. Не хочется выливать на себя 5 тазов, но только 3.

12 марта. Я не против рок-музыки, попсы и пр. Пусть — раз слушают, ходят и платят деньги. Но нужно, чтоб хоть иногда кто-нибудь говорил: все это к тому, что называется искусством, не имеет никакого отношения, это другое, и об этом надо говорить спокойно и неоскорбительно.

23 марта . Позавчера звонил Радик Лапушин. <���…> Сказал ему, что роман мой взят в «Знамя», — пришел в восторг; один из немногих, кто так бескорыстно и искренне этому рад.

26 марта . <���…> Звонила прилетевшая в Москву Л. <���…> — У тебя особый дар описывать обычное, как у Дефо. Потому что ты сам Робинзон!

Умер Вят — ему суждено было оказаться первым из нашей троицы. <���…> Как жаль, что не могу похоронить его со всеми вместе, как следует. Надо уезжать из Кореи, надо.