Сергей Кузнецов - Хоровод воды

Тот не обернулся. Спокойно переступил через труп – и пошел дальше.

Борис подбежал к убитому, перевернул на спину, заглянул в лицо – ох Господи, это же Егоров, наш особист! Наверное, Михал Константиныч – шпион, а Егоров его раскусил, а тот его убил и… но Борис не успел додумать, потому что снова заухали немецкие пушки, и он кинулся бежать со всех ног и на этот раз добежал и спрятался в блиндаж или там в окоп, а тут – наконец-то! – заработала наша артиллерия.

Весь день убитые и раненые валялись почти у самого переднего края немецких укреплений. Подобрать их смогли только следующей ночью. Раненых отправили в полевой госпиталь, а мертвых похоронили в одной братской могиле, в их числе особиста Егорова, и так получилось, что никто даже не обратил внимания, с чего это у Егорова не огнестрельное ранение.

Борис мучился все это время – что делать? В любом фильме Михал Константиныч точно оказался бы шпионом. Надо пойти и рассказать, пусть его арестуют, пока он еще кого-нибудь не убил! Но какой-то внутренний голос говорил Борису: все, что он видел в жизни, совсем не похоже на кино; а Михал Константиныч только утром жизнь ему спас, зачем бы шпиону так делать? И до самого вечера эти два голоса спорили, и в конце концов Борис решил: надо найти Михал Константиныча, а дальше уже разбираться.

Михал Константиныча ранило осколком, когда он почти дошел. Он рухнул лицом в мокрую траву, но потом очухался, дополз до своих окопов. Откуда его сразу отправили в полевой госпиталь, где Борис его и нашел на следующий день, когда раненых грузили на поезд – везти в тыл.

И вот Борис сидит рядом с носилками и рассказывает, кто уцелел, а кто погиб, и говорит, что, по слухам, сегодня ночью опять пойдут эту проклятую высотку штурмовать, а сам думает, насколько просто было бы сейчас спросить и про городских девушек, и про университет, и про что еще он хотел спросить только позавчера, – все легче спросить, чем Михал Константиныч, а вы зачем Егорова? И Борис рассказывает новости и мнет в руках пилотку, а поезд отойдет через десять минут, и надо что-то решить, а Борис все никак не может и презирает себя за трусость, и тут Михал Константиныч шепотом говорит: Наклонись , и Борис нагибается, и раненый в самое ухо шепчет: Мне сказали, он под меня роет. Он бы меня посадил завтра, если бы не я его вчера, а потом берет Бориса за руку и добавляет: Никому не говори, не надо , – и Борис думает: вот ведь, звучит как цитата из довоенного фильма, какого-нибудь шпионского, и становится легко на душе, потому что он как-то сразу верит и смотрит вслед носилкам, которые грузят в поезд, а потом идет вдоль дороги к себе в часть, солнце светит, трава зеленеет, третье лето войны.

(Те трофейные часы, думает Маша, до сих пор у Никитиного отца. Дед после ранения так и не вернулся на фронт, демобилизовался, врачи сказали: отвоевал свое, хватит уже! – и вот так мой свекр и появился на свет, в 1945 году, через несколько месяцев после победы.)

Высоту ночью они все-таки взяли: артиллерия ударила когда надо, штурмовики, панцирная пехота, ворвались первыми, за ними следом – просто пехота, и Борис среди них, крича: За Родину! За Сталина! Ура! – готовый убивать и умереть, и на этот раз не умер, и в следующем бою тоже, и так целый месяц, а потом была атака, волна за волной, то в немецких, то в наших окопах, и мы отступали как раз, ему перебило обе ноги пулеметной очередью, не сразу поняли, что он остался, потом кто-то дернулся назад – не то Петр из Ленинграда, не то Николай из Уфы – нет, поздно уже, не вернуться.

Тогда Борис сполз в окоп и какое-то время отстреливался, прикрывал своих, пока не кончились патроны, а потом достал гранату, стал ждать и, когда фрицы ворвались в окоп, рванул кольцо, хотел крикнуть: За Родину! – но не успел.

После взрыва не осталось от Бориса ни сапог, ни партбилета, ни петлички, ни лычки, ни писем от любимой. Нет у Бориса могилы – ни звезды, ни таблички, ни креста. Не нашли его тела: разбросало его по четырем частям света – на север, юг, восток и запад.

На севере теперь – Стадион. Бегут по кругу марафонцы, гоняют мяч футболисты, мечут копье атлеты. Девушки красивые сидят на трибунах, смеются, аплодируют, едят мороженое.

На юге – Университет. Учатся там парни и девчата, изучают Физику, Химию и Математику, чтобы лучше строить Трактора и Танки, лучше пахать землю, лучше защищать. А когда звенит звонок, сбегают по главной лестнице, спорят, смеются, шутят. А если есть влюбленные – те целуются.