Юй Хуа - Братья

Малолетний Ли не знал, что произошло с миром. Силами Великой пролетарской культурной революции народу в бумажных колпаках и с деревянными табличками на шее становилось на улицах все больше и больше. Тетку Су из закусочной тоже выволокли, чтоб разнести ее в пух и прах за то, что она была проституткой. У нее не было мужа, зато была дочь, поэтому она была продажной женщиной. Однажды Ли заметил издалека красноволосую женщину, которая стояла на лавке на углу улицы. Он отродясь не видал красноволосых людей, поэтому тут же из любопытства подбежал к ней. Тогда он разглядел, что ее волосы были красны от крови, а на груди висела деревянная табличка. Понурив голову, она стояла на лавке. Ее дочка — девчушка всего на пару лет старше самого Ли — по имени Сестренка Су торчала рядом, цепляясь за одежду матери. Подойдя к ним, Бритый Ли встал прямиком под опущенной головой женщины, вскинул лицо вверх и только тогда узнал в ней хозяйку закусочной.

Рядом с Теткой Су была еще одна лавка, на которой, скукожившись, стоял отец патлатого Сунь Вэя. Этот человек, что прежде избивал Сун Фаньпина и с красной повязкой на рукаве показывал всем у ворот амбара, какой он важный, теперь тоже оказался при колпаке и с табличкой на шее. До освобождения дед Сунь Вэя держал в нашей Лючжэни рисовую лавку. Потом из-за вооруженных беспорядков она прогорела и закрылась. С расширением и углублением Великой культурной революции отец Сунь Вэя превратился в капиталиста. Табличка, свешивавшаяся ему на грудь, была гораздо больше той, что была у Сун Фаньпина.

Патлатый Сунь Вэй был так же одинок, как Бритый Ли. Когда его отцу нацепили колпак, повесили на шею табличку и объявили классовым врагом, двоих дружков Сунь Вэя — Чжао и Лю — как ветром сдуло. Сунь Вэй больше не отрабатывал подсечки, теперь этим на улицах занимались только Чжао и Лю. Завидев малолетнего Ли, они всякий раз принимались мерзко улыбаться, и он тут же понимал, что его хотят сбить с ног, поэтому, едва заметив их, спешил скрыться. Когда убежать не получалось, Бритый Ли шлепался задом в пыль и говорил с вызовом:

— А я уже и так на земле.

Тогда Чжао Шэнли и Лю Чэнгун с видом непризнанных гениев пинали его и ругались:

— Ух, какой поганец…

Раньше они называли его мальцом, а теперь стали звать поганцем. Ли часто видел патлатого Сунь Вэя, который вечно в одиночестве бродил туда-сюда по поселку. Еще он часто, склонив голову, прислонялся к перилам моста. Никто не окликал его по имени, никто не хлопал его по плечу. Даже его дружки, завидев Сунь Вэя, словно бы не узнавали его. Только Бритый Ли при виде Сунь Вэя по-прежнему принимался улепетывать или шлепался на землю. А Сунь Вэй все так же называл Ли мальцом и не называл поганцем.

В конце концов Бритый Ли устал убегать. После каждой такой пробежки он еле дышал. Он решил, что лучше сразу плюхаться задом в пыль и преспокойненько изучать себе городские виды. С тех пор, завидев патлатого Сунь Вэя, Ли спешил усесться на землю, словно бы занимая место.

— А я уже на земле! Максимум — сможешь меня пнуть разок, — мотая головой, говорил он.

Патлатый Сунь Вэй хохотал и пинал задницу Бритого Ли со словами:

— Эй, малец, а чой-то ты, как увидишь меня, сразу садишься?

И Ли с коварством отвечал:

— Боюсь твоих подсечек.

— Вставай, малец, не буду я тебя сбивать, — снова начинал ржать Сунь Вэй.

Ли мотал головой:

— Как уйдешь, так встану.

— Мать твою, да я по-честному не буду сбивать, вставай.

Бритый Ли не верил ему.

— Да мне сидеть очень здорово, — парировал он.

— Твою мать, — ругался Сунь Вэй и уходил прочь. Уходя, он прибавлял еще строчку из стихов председателя Мао: — «Вопрошу ль небеса и землю, кто владеет долею нашей, а?»

Эти два одиночества часто встречались на улицах поселка. Когда Бритый Ли не обходил Сунь Вэя за три версты, то сразу же спешил плюхнуться на землю. Увидев это, Сунь Вэй всякий раз начинал ржать, а Ли с трепетом глядел на его ноги, чтоб не оказаться застигнутым врасплох. Но однажды вечером он ослабил бдительность. К тому моменту многие навесили замки на краны, и Ли скитался, умирая от жажды, в поисках открытого. Восьмой по счету кран оказался без замка. Отвернув его, Ли насосался прохладной воды от пуза, да еще и облил ей горячую потную голову. Как только он завернул кран, сзади подошел еще кто-то, снова открыл его и принялся шумно хлестать воду. Он обнимал кран губами, словно жевал сахарный тростник, скрутив голову и откинув вверх зад, подпуская ветры при каждом глотке. Ли рассмеялся. Допив воду, человек распрямился и сказал: