Бернар Клавель - В чужом доме

Клодина засмеялась и спросила:

— А есть у вас братья и сестры?

— Нет, — ответил Жюльен.

— Ну, ясно, вас баловали.

— Вообще-то у меня есть брат. Сводный, от первого брака отца, — помолчав немного, сказал Жюльен.

— Ваш отец был разведен?

— Нет, его первая жена умерла. Я никогда не жил с братом. Ему тридцать три года. Когда я родился, он уже был женат.

— А что он сейчас делает?

— У него оптовая бакалейная торговля.

Она даже замерла и покачала головой.

— Скажите! Верно, много зарабатывает?

— Конечно, — сказал Жюльен, — у него несколько грузовиков и легковая машина.

— Понимаю, — заметила она, — детство у вас было счастливое.

Жюльен вздохнул. Он мысленно представил себе большой сад и маленький дом. Вспомнил о садовой решетке, за ней на Школьной улице играли дети и поглядывали на него, как на зверя в клетке.

— Знаете, — вздохнул он, — не так уж весело сидеть одному с кроликами и тюльпанами.

Клодина расхохоталась, но вдруг, оборвав смех, посмотрела в сторону столовой: кто-то вошел туда из магазина. Дверь хлопнула, и кто-то, удаляясь, зашагал по плитам.

— Это продавщица, — сказала Клодина. — Колетта. Вот она действительно несчастна.

— Почему?

— Я, например, к счастью, не живу больше с родителями. Даже вижусь с ними не каждое воскресенье. А она возвращается вечерами домой. Живет она в самом конце Коммардской улицы. Вы знаете, где это находится?

— Да, моя тетка живет около Фаллетана, и туда можно ехать по Коммардской улице.

— Бедняжке Колетте приходится утром и вечером проделывать три километра, и к тому же пешком. Отец у нее тоже пьяница. Он забирает все ее деньги, да еще и колотит ее.

— А мать?

— Наполовину парализована… В доме хоть шаром покати. Но сама Колетта — просто прелесть. Подумать только, ей шестнадцать лет, а на вид не дашь и двенадцати.

Клодина затихла, прислушалась. Потом, придвинувшись к Жюльену, добавила:

— Хозяева пользуются ее положением и жестоко с ней обращаются. А платят они ей гроши.

Чтобы подойти к двери, Клодина протиснулась позади Жюльена, и он почувствовал, как ее тело прижалось к его спине. Она выглянула в столовую.

— Ой, как мы заболтались, — сказала она. — Уже три часа. Отнесите это на холод и идите в цех.

Жюльен схватил большой глиняный горшок, в котором мариновалось мясо. Блюдо с мозгами Клодина поставила сверху, на крышку. Она забежала вперед, открыла дверь, выходящую во двор, и шепнула Жюльену:

— Если вам попадется в газетах фото Тино, сохраните для меня, ладно?

В цехе был только один Виктор, Он стоял у разделочного стола, мазал кремом маленькие круглые бисквиты и накладывал их один на другой.

— Ну, разделался со своей тухлятиной? — спросил он.

— Недурна девчонка, а? Болтала с тобой о Тино?

— Конечно.

— Просто помешанная!.. На, лопай! — Он протянул Жюльену бисквит с кремом.

Жюльен поблагодарил и съел.

— Очень вкусно, — сказал он.

Помощник положил нож на миску с кремом и спросил:

— Она одна на кухне?

— Была одна.

— Тогда пойдем посмеемся.

Он взял плоскую кастрюлю с длинной ручкой. Жюльен последовал за ним. Клодина снова открыла форточку своего закутка. Виктор бесшумно подкрался к форточке, встал на край крышки погреба и, держа кастрюлю, словно гитару, запел:

Он пел слабым и глухим голосом, довольно хорошо подражая голосу модного певца. Жюльен, стоявший в дверях цеха, подошел ближе. Виктор даже внешне старался подделаться под корсиканца, пригладил волосы и широко раскрыл глаза, смотря невидящим, пустым взглядом. Он продолжал, сильно утрируя:

Какая-то тень мелькнула за занавесками столовой. Виктор замолчал и отступил в глубь двора. Дверь из столовой внезапно раскрылась, и оттуда выскочила взбешенная Клодина с тазом в руках. Жюльен отпрянул назад. Виктор стремительно бросился за ним и захлопнул дверь как раз в тот миг, когда по ней полоснул поток воды. Они услышали, как с двери стекает вода.

— Дурак! Дурак и есть! — крикнула Клодина.

Виктор приоткрыл дверь и успел быстро крикнуть:

Но Клодина уже вернулась в свой закуток. Жюльен смеялся. Виктор снова взялся за нож и с самым серьезным видом возобновил работу.