Бернар Клавель: Гром небесный

— Заткнись, Леандр. Ты омерзителен.

— Ладно, раз я не имею права ничего сказать, я заткнусь… Но это не причина, чтоб мы подыхали с голоду!

Женщина стала накрывать на двоих. Проходя около меня, она спросила, не хочу ли я снять манто. Так как она обратилась ко мне «мадемуазель», Брассак снова стал кричать. Махая руками, он повторил, что меня зовут Симона, и что я не мадемуазель, а проститутка. Женщина больше не обращала на его слова никакого внимания. Она поставила на огонь кастрюлю и принесла нам половину варёного окорока. Я вспомнила, что в момент нашей встречи с Брассаком я пришла к Джо, чтобы купить сандвичи. С самого утра я так ничего и не ела. Сон и усталость притупили моё чувство голода, но при виде этого прекрасного сочного окорока я снова захотела есть.

Стоя у плиты, женщина следила за кастрюлей. Её широкая спина ссутулилась. Под корсажем, который её слегка утягивал, угадывалось дородное тело. Шея у неё была толстой и короткой. Волосы были кое как зачёсаны наверх в виде шиньона.

Когда она повернулась, наши взгляды встретились, и я уверена, что она попыталась улыбнуться. Она поставила передо мной дымящуюся кастрюлю и сказала, чтобы я угощалась. Я заметила, что Брассак заснул, расставив локти и положив щёку прямо на стол, его лицо было повёрнуто ко мне. Он вовсе не казался мне мерзким, но с открытым ртом он был похож на идиота.

Когда женщина протянула к нему руку, я тихо сказала:

— Можешь быть, лучше, пусть он спит?

— Нет, он всё равно скоро проснётся, и придётся снова разогревать ему суп.

Сказав это, она мягко потрясла его за плечо. Он поднял голову и прищурил затуманенные глаза, а потом, глянув на меня, рассмеялся. Он ухмыльнулся, показав на кастрюлю, и посмотрев на жену, медленно поднялся. Когда он встал, то немного зашатался. Он перевёл взгляд с кастрюли на жену и, в конце концов, направился к выходу. Подойдя к двери, он развернулся и, гордо стукнув себя в грудь, сказал:

— Я, Антонен де Брассак, я выше этого… Слышите? Выше…

Он продолжал колотить себя в грудь. Казалось, он хотел сказать что-то ещё и вдруг закричал:

— Выше этого, слышите?… Малышка будет спать в кровати… А я пошёл на сеновал.

И вышел. Я слышала, как он проходил мимо окон. Он что-то напевал, но из-за ветра слов нельзя было разобрать.

Увидев, что он ушёл, женщина пожала плечами и вздохнула. Вернувшись к мойке, она проворчала:

— Он надевал этот костюм всего два раза… Это надо же…

Потом она сказала, чтобы я ела, пока она будет готовить мне комнату наверху. Когда она уходила, я заметила, что её лицо всё-таки что-то выражало. Что-то вроде досады. Я подумала, наверное, это из-за костюма.

Но думала я недолго. Я набросилась на еду, потому что была очень голодна, а этот окорок вызывал у меня аппетит.

Было ещё темно, когда я проснулась на следующее утро. Я не поняла, где нахожусь. Сначала я спросила себя, отчего я проснулась так рано, это я-то, которая спала до 10 часов, как плоха бы ни была постель. Эта же постель была очень хорошей. Я долгое время лежала неподвижно, напрягая слух, пока не поняла, что меня разбудила тишина. У меня дома, уже с утра за окном гудела вся улица. И в отелях тоже всегда было шумно из-за того, что клиенты и персонал всё время шастали взад-вперёд. Ветра больше не было. Дом окружила тишина. Тишина и тьма.

Внезапно я вспомнила, что было накануне. Поезд, ночь, мужчину и женщину, а ещё большую комнату с печкой.

И тут же подумала о Марселе. Я поняла, что, сама того не желая, сбежала из Лиона [6] Лион — административный центр департамента Рона, а также высокоразвитый индустриальный центр, третий по значению город Франции. , что я сделала то, что, возможно, ни одна девушка не осмеливалась сделать.

Однако я никогда и не думала бежать.

Моей первой мыслью было сейчас же встать и уехать, чтобы успеть вернуться в Лион до наступления дня. Но, поразмышляв, я поняла, что это бесполезно. Я бы могла уехать и в полдень.

Где-то далеко прокукарекал петух, а потом другой, совсем рядом. Я поняла, что скоро наступит день. И снова у меня возникло желание одеться на ощупь и уйти без звука. Но не из-за Марселя, нет, а потому, что я не смогла бы взглянуть в глаза этой женщине.

А ещё я спросила себя, что подумает этот мужчина, когда протрезвеет?

Однако я не шевелилась.

Я легла спать голой, и сейчас мне было так хорошо. Простыни были нежные, и их приятное тепло обволакивало моё тело. Я люблю одной понежиться в постели, по утрам, когда впереди много времени. Я подумала, что сейчас, наверное, часов 5, и что эти люди вряд ли потревожат меня раньше 10 или 11.