Бернар Клавель - Плоды зимы

— Черт меня подери! — крикнул отец. — Если Вентренье откажется помочь, значит, он последний негодяй! После того, что я для него сделал во время всеобщего бегства!

— Ты пек хлеб, потому что все булочники уехали и у нас в городе люди подохли бы с голоду, — спокойно сказала мать. — Знаю, что ты не был обязан делать это, но я не понимаю, чего ты обозлился.

Отец почувствовал, что его приступ ярости нелеп.

— Я не злюсь, — проворчал он. — Но я знаю людей. Обратиться с просьбой — это они могут. А вот оказать услугу — тут их не найдешь.

— Сначала обратись к нему с просьбой, а потом говори.

— Обратись с просьбой! Нельзя же все-таки сейчас, вечером, бежать к нему с просьбой.

— Я уверена, что именно сейчас застану его дома.

Отец почувствовал, что половина тяжести с него снята. Мать сама пойдет к Вентренье.

Она взглянула на будильник.

— До комендантского часа времени еще достаточно. Вполне успею обернуться.

И, даже не дожидаясь ответа, она встала и начала одеваться.

Мать оделась очень быстро. Отец машинально следил за каждым ее движением, за каждым шагом. Она уходит. Она попытается убедить Вентренье помочь им. Вот и все.

А когда она ушла, отец прошептал:

— Пошла к нему… Ах, господи, пойти-то следовало бы мне. Она не сумеет настоять… Но где уж мне, мне по такой погоде и ходить-то трудно!

Так он говорил, но другой, внутренний голос возражал:

«Ты не пошел, потому что не хочешь впутываться в это дело. Не хочешь заниматься Жюльеном. И за это ты тоже будешь себя казнить. И поделом, сам виноват».

Но почему? Разве он отвечает за глупости, которые выкидывает его сын? Кто воспитал Жюльена? Мать. Только мать. Она не позволяла ему вмешиваться в воспитание сына, которого испортила своим баловством.

И результат налицо. Из-за своей глупой выходки Жюльен рискует не только сам угодить в тюрьму или даже под расстрел, но, прячась здесь, он и их ставит под угрозу. Всем им вместе с домом может быть один конец! Но что сейчас важнее всего? Здрасьте, выходит, он опять думает о себе, о своих старых костях. Прежде всего надо дать Жюльену возможность спрятаться. Уйти от жандармов. Остальное неважно,

Вот что мысленно твердил отец, но его мучило и другое. Поль… Если Поль мог добиться, чтобы немцы дали охрану для его машин с продовольствием, значит, он может с ними разговаривать. Может с ними столковаться. Подумать только, достаточно шепнуть ему словечко, и все может уладиться! Но мать ни за что не согласится. А ведь тогда им всем было бы обеспечено спокойствие. Что подумают соседи? Но во-первых, соседи ничего не узнают. А во-вторых, не все ли равно, что они могут подумать…

Отец рассматривал эту возможность со всех сторон, но по мере того как он жевал и пережевывал свою мысль, изнутри подымалась словно какая-то кислая муть. Все путалось, все приобретало тошнотворный привкус. Он вспоминал речи Поля. Вспоминал, как сын нервничал, растолковывая им:

«Подумаешь — немцы!.. Чего вы все на них взъелись? Они нас побили. Ну и что? Незачем было объявлять им войну! Чего ты боишься? Что у тебя все отберут? Так это сделают не они, а большевики. А немцы защищают тебя от большевизма… Чем они тебе досадили здесь, у нас? Покупают. Расплачиваются. Создали закупочные комиссии, а могли бы прекрасным образом все отобрать, раз на их стороне сила. Я работаю с ними, потому что я коммерсант. Ты сам всю жизнь занимался торговлей. Ты что, отказывал покупателям, да? Я ни разу не видел тебя в церкви, однако это не мешало тебе печь хлеб для священников и для монастырских школ… Если бы всякие идиоты не стреляли немцам в спину, им незачем было бы так завинчивать гайки, как они это делают. Ясно, когда убивают их солдат, они расстреливают заложников. Это естественно. Петен подписал перемирие — надо его соблюдать… Ты-то воевал в четырнадцатом году, так ты должен знать, кто такой Петен! Не станешь же ты утверждать, что он изменник. А де Голля ты знаешь? Ты когда-нибудь о нем слышал? Что это за птица? Авантюрист. Ничего больше. Да, часть молодежи пошла за ним. И наш долг разъяснить молодым, что это неразумно, вправить им мозги!»

Да, Поль говорил так, а другие, которые тоже ссылались на разумные доводы, видели в Петене изменника, а в де Голле — спасителя. Кому верить? Коли всю жизнь месишь тесто и вскапываешь землю, много ли остается времени для политики? И отец никак не мог разобраться в своих мыслях и чувствах.

До сих пор война не коснулась его, если не считать всех этих передряг с Жюльеном и Полем и ограничений. Это, конечно, ужасно, но это сущие пустяки по сравнению с тем, чего он насмотрелся в четырнадцатом году там, где сражались.